– Трутень, ау, я с кем разговариваю?!

Гэрри опустил блокнот, а прямо над ним всплыла бородатая, испачканная сажей, физиономия.

– Битый час тут уже ору, а ему хоть бы хны! Клянусь Титанами, мне стало интересно, чего это ты там постоянно калякаешь?

Хмелёк неожиданно вырвал дневник из рук Гэрри и уткнулся в него носом. «Ну всё, кранты! Сейчас прочтёт и оторвёт мне башку!» – подумал Гэрри, с опаской глядя на бубнящего Хмелька.

– Вот это да… – протянул гном, подняв глаза на Гэрри. – Я же говорил, у тебя руки из задницы растут!

Хмелёк захлопнул дневник и кинул его владельцу.

– У вас, людей, и так язык дебильный! А твои каляки так вообще разобрать невозможно. Тьфу!

Гэрри тихо выдохнул. Интересно, а откуда гном вообще знает семирийский? И умеет на нём читать? Он никогда не рассказывал, откуда он, и как сюда попал, но, судя по тому, что Гэрри слышал, Хмелёк отбывает на рудниках уже больше тридцати лет. Его тут все знают.

– Я говорю, осёл ты глухой, что лампа вот-вот погаснет! Замени давай. Не люблю работать в потёмках.

Гэрри послушно поднялся, убрал дневник и подлил масла в лампу.

– Может того, порубаем? – гном уселся возле большого валуна и развалился на нём, словно это был гамак.

– Можно и поесть.

Гэрри извлёк из сумки воду, свёртки с едой, разложил все. После перекуса Хмелёк, всё также вальяжно развалившись, закурил трубку. Курить в шахтах было запрещено, но только не для Хмелька. Гэрри нравилось, когда гном курил. Сладковатый запах табака и вьющиеся кольца дыма напоминали ему о свободе.

– Чего ты сегодня тихушный такой? – поинтересовался гном, выпуская облако дыма.

– Да так… Никак не могу выкинуть из головы эту болтовню о проклятье.

– Мол, штрек номер тридцать три – дурное место?

– Ага.

– Фи! Нашёл, чего бояться. Не дрейфь, салага! Пока с тобой дядя Хмелёк – ни одна пакость к нам не сунется. А коли сунется, я ей как дам разок меж рогов – до самых недр земли покатится, хе-хе.

В доказательство Хмелёк продемонстрировал пудовый кулак.

– Надеюсь.

Гном выбил трубку и закряхтел:

– Вроде и работать надо, а чего-то так не хочется.

Гэрри пожал плечами, после чего аккуратно поинтересовался:

– Слушай, Хмелёк. А как ты думаешь, куда пропадают люди?

– На волю сбегают! – хихикнул гном. – А вообще, кирка их разберёт. Но здесь точно не всё ладно. Я это кожей чувствую. Слыхал про Чёрного Шахтёра?

Гэрри помотал головой.

– Ну, тогда слушай, – гном прочистил горло. – Работал здесь когда-то один каторжник Шульберд. Знавал я его лично. Так себе был тип. Тихий вроде, неприметный. Но пакости исподтишка строил, крысёныш. Забивал людей киркой до смерти, после чего присваивал себе их вещи. А тела прятал. Ну, сам же понимаешь, здесь каторжников много. Попробуй узнай, кто мерзость творит. Ну, мы и узнали. И по-тихому его, того… тюкнули. Тело в итоге сбросили в пустую шахту и обвалили её. Мол, так само по себе вышло. Воцарилась у нас тут опять тишина да покой. Вот ток аукнулось всё это дело через много лет. Люди опять стали пропадать. Мы уж думали, новый, что ли, злодей завёлся? Вычисляли… А потом случился обвал. Там, наверху, даже разбираться не стали. Обвал и обвал – здесь такое бывает. Только выжил там паренёк один, правда, умишком тронулся. Лепетал всё про старого шахтёра в лохмотьях. Пришел этот шахтёр к ним из ниоткуда прям перед самым обвалом. И говорит: «Милок, подай старику воды». Ну, тот малец и вышел к нему с бурдюком. А тут, бац! Слышит – грохот! Оборачивается, а весь забой завалило вместе с бригадой. А старик улыбается, за воду его благодарит. И, мол, у старика того двух зубов передних нет. И бородка такая плешивая. Тот малец бросился к завалу, забился в истерике. Орёт – зови на помощь, там люди! А старик лишь смеётся. Малец рассвирепел, подлетел к нему, схватил за грудки. Мол, что же ты, хрыч старый, кудахчешь, тут же люди погибли! А тут глаза старикашки как засверкали светом жёлтым, нечеловеческим таким. Перестал он лыбиться, да прошипел парнишке в лицо: «Они свою участь сами заслужили!». А потом исчез. В воздухе растворился и напоследок из соседнего забоя ещё разок глазищами жёлтыми зыркнул. И всё. Не видели больше этого старика. А парнишка тот спустя месяц в старую шахту прыгнул да разбил себе башку о камни.