Шёл шестой день под землёй. Гэрри и его напарника отправили в штрек номер тридцать три, где они работали последние пару месяцев. За это время седых волос на голове Гэрри заметно прибавилось. Штрек номер тридцать три пользовался очень дурной славой, и не только среди заключенных. Здесь пропадали люди. Поначалу всё списывали на кротолюдов. Подземные жители не любили, когда по их тёмному королевству сновали незваные гости и забирали минералы. Так что стычки с этим народом давно уже стали обыденным делом. Но тут шла речь об ином! В проклятом штреке от шахтёров вообще не оставалось ни следа. Искали тайные пути побега, кротовьи норы, скрытые лазы, но куда там. Всё тщетно.
Штрек номер тридцать три был самым глубоким, при этом самым незатейливым штреком во всём руднике. Прямой и глухой, как единственная извилина в башке старшего надзирателя. Среди рудокопов поговаривали, что в этом штреке якобы проснулось древнее зло или тёмный бог кротолюдов. А, да чёрт их разберёт, о чём люди только не болтают! Конечно, болтовня болтовнёй, а факты налицо – в этом штреке за последние два года недосчитались многих шахтёров. Но процесс работы всё равно не прекращали – рудокопов много, а столь богатый на минералы штрек всего один. Единственное, что изменилось – надзиратели стали спускаться намного реже – только в пересменок рабочих. Вот и кукуешь здесь по шесть дней кряду, ожидая, что следующий окажется последним.
Стоит посвятить отдельное слово напарнику Гэрри. Это был гном. Да не просто гном, а самый сварливый гном на свете. Гэрри подозревал, что именно из-за него их сладкую парочку отправили в этот проклятый штрек. Звали маленького крепыша Магготом. Но обычно к нему обращались по прозвищу – Хмелёк. Почему Хмелёк? Всё просто – этот гном очень любил выпить. Эля, а лучше чего покрепче. Но и эль сойдёт. И в добывании хмельного напитка Хмельку не было равных.
Шестой день начался для Гэрри адской болью в пояснице. Ещё бы – спать на каменном полу с подстилкой-матрасом, в котором от силы три соломинки. Первые петухи здесь заменялись хорошим пинком от надзирателя. Охнув и скрючившись, Гэрри разлепил веки. В глаза ударил желтый свет лампы.
– Вставай! Работа не ждёт, – небритое, обрюзгшее и красноватое от пьянства лицо надзирателя Горки сказало своё «доброе утро».
– И гнома разбуди, – добавил уже тише Горки, – как очухается, дуйте к лифту, там вам дадут паёк на день.
– А завтрак? – прохрипел Гэрри.
Надзиратель обернулся и сверкнул щербатой улыбкой.
– На глубине позавтракаете. Или вами позавтракают.
Горки ушёл, гаденько посмеиваясь, и оставил Гэрри в темноте. Тот медленно поднялся, разогнал кровь по суставам и наощупь добрался до стола. Зажёг свечу, умылся, прополоскал рот мутноватой водой из жестяной миски и, сплюнув на пол, двинулся на храп. Гном, как всегда, спал там, где сморило – на холодном полу в центре комнаты. Вокруг валялись пустые бутылки. Чтобы разбудить Хмелька, особенно после пьянки, у Гэрри имелся собственный метод. Присев на корточки, Гэрри отставил свечу в сторонку, хрустнул пальцами и зажал гному рот и мясистый нос. Пять, четыре, три, два, один. В сторону! Гэрри отпрыгнул в тот момент, когда Хмелёк резко разлепил веки, а его левая рука, размером с бычью голень, зачерпнула воздух. Гэрри учился на своих ошибках и уже имел представление о том, что бывает, когда будишь гнома с похмелья. Далее, как по расписанию, трёхэтажный мат на кабутвурде, покашливание, отхаркивание и, наконец, Хмелёк поднялся на ноги.
– Трутень? Ты, что ли? – хриплый голос и красные глазищи говорили о том, что вчерашний вечер удался.