Добравшись по Советской улице до центра города, он отметил, что за весь путь (включая от дома до библиотеки) ему не попалось ни одного сетевого супермаркета. И покрутившись на пересечении Советской и Некрасова, он зашел в ближайший увиденный им магазин.

Вернувшись домой с двумя большими пакетами, он застал Дину возле телевизора. Она крутила, поднимала и перетаскивала домашнюю антенну то влево, то вправо.

– Два канала! – раздраженно проговорила она. – Это не смешно.

– Ну, кабельное до сюдова еще не добралось, – улыбнулся Антон и прошел на кухню.

– И что еще до «сюдова» не добралось? – несколько язвительно спросила девочка.

– Супермаркеты, – произнес Антон, вспоминая, что ему пришлось зайти в четыре разных магазина, чтобы купить все необходимые ему продукты.

Первым делом он подошел к кухонной плите и глубоко вдохнул.

Запах был. Несомненно. Он его почувствовал еще в первый день. Ненавязчивый, смешанный с запахами сырости, ветхости и необжитости дома. Сначала он показался ему приложением к тому, что следовало изменить и обустроить в новом доме. Потом напомнил, что стоит периодически проветривать кухню, особенно перед тем, как зажигать плиту. Но все это продолжало оставаться ненавязчивым – частью примеси внутреннего климата старого строения. И только теперь он начал улавливать яркий, совершенно отделенный от всего запах. Запах, не способный еще в такой малой концентрации довести даже до головокружения, но уже звенящий нотками предостережения. Запах, который двадцать четыре года назад каким-то образом не почувствовали его родители. Запах газа, уложившего двоих взрослых прямо посреди кухни.

Антон понимал, что сейчас им скорее движет приступ паранойи, посеянной возбуждением. Возбуждением от того, что он, наконец, узнал, как погибли его родители, где это случилось и из-за чего. И потому запах газа не может быть настолько ярким, каким он ему показался. Но в тоже время он есть и с этим следовало что-то сделать.

Однако, сейчас ему меньше всего хотелось заниматься тем, с чем он никогда не сталкивался. Для него принцип действия газовой плиты ничуть не отличался от принципов, на которых базировалась орбитальная станция. Он, конечно, понимал, что плита не столь мудреная, как космический дом, но шансы сделать только хуже оставались всегда.

Поэтому Антон подумал о возможности пригласить опытного человека (профессионала и дипломированного, если на то пошло) и шире распахнул форточку, вдыхая свежий летний воздух.

Взглянув на покрывавший пол линолеум с ромбовидным узором, он подумал о меловых линиях из американских детективов, которыми обводили тела погибших. Но тут же отмахнул от себя эти мысли. Ненасильственная смерть не считалась поводом для заведения уголовного дела, и такие тела уж точно не обводили мелом. А обводили ли их вообще у нас, тем более, в советские времена? Этого он не знал.

Не знал он и о том, была ли смерть его родителей действительно ненасильственной. Ведь они находились в достаточно большом списке среди несчастных случаев за начало августа 1978 года.

И тут он увидел два больших темных пятна на линолеуме. Сначала они показались ему размытыми и вытянутыми овалами. Но приглядевшись внимательнее и не веря своим глазам, он различил два не четких человеческих силуэта. У того, который был поменьше, одна нога казалась согнутой в колене и отведена чуть в сторону. У второго ноги расходились примерно на полметра, а одна рука тянулась к…

«Маме, – подумал Антон. – Уже умирая, отец тянулся к ней».

Антон испугался своих мыслей. Испугался видения на полу своей кухни. Испугался замершего в груди сердца. Оно пропустило удар, пропустило второй (в глазах начало темнеть, он не мог даже вдохнуть, хотя, какой был в этом толк, если кровь не циркулировала и не питала мозг свежим кислородом, а тело, словно из ведра, окатило ледяной водой) и, наконец, застучало громко и отчетливо.