«Пожалуй, этим можно воспользоваться как идеей, – Антон осушил бокал и вновь наполнил его. – Катя. Катенька, – он взглянул на фотографию. – Как же мне тебя не хватает».

И вслух:

– Я люблю тебя.

Он отвел взгляд от улыбающейся девушки и попытался сосредоточиться на тексте.

Что-то знакомое ему показалось в «сгоревших домах», «заколоченных колодцах» и «заросших полях», словно это все описывало места, в которых он когда-то побывал.

В висках появилась пульсация.

Короткие волны накатывали с каждым ударом сердца, давя на череп и отдаваясь где-то глубоко внутри. В ушах начал нарастать, пока еще еле слышный монотонный свист. Текст перед глазами поплыл и строчки превратились в размытые линии.

За окном раздались приглушенные детские крики и смех.

По спине Антона пробежал холодок – словно сквозняк из приоткрытой двери. Тело пробил озноб. Голова закружилась, и он чувствовал, что вот-вот упадет в обморок.

Свист в ушах стал сильнее, продолжая набирать силу, но сквозь него, перед тем как провалиться в пустоту, он услышал, как дети за его окном запели:

Отдай свой страх и ужас,
Отдай мой страх и ужас,
Давай побудем мы вдвоем.
И, если хочешь выжить ты,
И, если хочешь выжить ты,
Если хочешь выжить в мире золотом…

6

Очнулся он на полу с болью в плече. Все тело ныло, словно отлежанная рука. В висках все еще слабо пульсировало, но на подобное уже можно было не обращать внимания.

В комнате горел свет.

С зала доносился звук телевизора.

«Цивилизация вернулась», – коротко подумал Антон.

Он перевернулся на спину и помассировал правое плече. Боль утихала, но полностью сдавать свои позиции не собиралась. И, собравшись с силами, попытался встать. Ноги дрожали, а по телу разливалась слабость.

С трудом поднявшись, Антон сразу сел за стол.

Свечи догорали, изрядно налив воска на столешницу.

– Что-то долго я провалялся, – он взглянул на ополовиненную бутылку и почти пустой бокал. – Да не мог я так надраться с такого объема, – и осушил бокал до дна.

Приятное тепло согрело желудок, а пульсация в висках стала тише.

«И что же, черт побери, произошло?» – подумал он, задувая свечи.

Мысли путались и не желали увязываться в единую цепочку. А в голове вертелся странный мотив. Мелодия казалось до боли знакомой, но шла ли она под музыку, или пелась а-капелла?

Виски вновь налились свинцом. Появилось легкое чувство дурноты.

«А-а! Хватит! – подумал он. – Не хочу вспоминать!»

Его взгляд упал на пожелтевшую страницу, лежащую поверх папки.

– Чертова песенка. Чертовы колодцы, – сквозь зубы проговорил Антон. – К черту!

Он быстро убрал бумаги в ящик и налил вина до краев.

«Интересно, если я вспомню все – я умру или излечусь?» – подумал он и в три больших глотка осушил бокал.

Боль утихла, а мысли начали обретать четкость.

«Так, мозговой штурм не удался – ни идеи, ни сюжета. Нормально выпить тоже не удалось – в голове по-прежнему пусто. И каковы же итоги? – его взгляд остановился на свечах. – Заляпанный стол!» – констатировал он и, встав со стула, направился к двери.

В зале никого не было, лишь впустую работал телевизор, показывая одну из многочисленных бессмысленных передач. Под потолком приглушенно горела половина люстры; три, не испускавших света лампочки, изнутри покрывала копоть.

От порыва ветра звякнуло стекло, и Антон взглянул в сторону окна. Небо все еще окутывали темные тучи, но тяжелой свинцовости в них не наблюдалось.

Оторвавшись от созерцания неприветливых облаков, Антон сделал звук телевизора тише и постучался в спальню дочери. Но ответа не последовало.

Приоткрыв дверь, он заглянул внутрь.

Кровать была аккуратно заправлена. Небольшой письменный стол блестел пустотой, а на стоявшем рядом стуле висел рюкзак. Коробка с вещами отсутствовала, но заглядывать в шкаф он не стал, и без того понимая, что все уже разобрано и разложено по полкам. И больше ничего и никого.