– Интересные вы люди, писатели… – Он тоже вытянул ноги и долил им обоим вина. – Был у нас в батальоне один солдат, тоже писал понемногу. Сказки какие-то: не то про эльфов, не то про гномов… Странно, но в целом занимательно. Джон, кажется. А вот фамилию, хоть убейте, не помню. – Винсент задумался и будто бы обратился к самому себе: – Интересно, где он сейчас?

– Вы с ним дружили?

– Не то чтобы. Скорее неплохо ладили. Я старался особо не привязываться к людям, хватит и того, что трое друзей погибли у меня на глазах.

Война еще не отпустила его, это увидел бы и слепой. За внешней беспечностью скрывались глубокие раны – такие не затягиваются до конца и, как застарелые шрамы, напоминают о себе тупой, изнурительной болью, стоит только ненароком потревожить их. Анне захотелось приободрить его.

– Но вы живы. И вы здесь. Я не верю в судьбу, предназначение и прочее, но я верю в возможности. А жизнь – это возможность.

– Неужели я выгляжу настолько жалким? – спросил он, глядя на нее.

– Нет! Что вы, совсем нет! – Анна не ожидала, что ее слова так заденут его. – Я вовсе не хотела вас обижать. Простите, если сказала что-то не так. – Она извинилась, хотя и не считала себя виноватой.

– Ерунда, – отмахнулся он и посмотрел на часы. – Извините, но уже поздно, а в контору я прихожу к девяти.

Он встал с кресла и направился к двери.

– Винсент!

Анна подбежала к нему и взяла за руку.

– Я не хочу лезть к вам в душу, просто… Хотела приободрить только и всего.

– Все в порядке, – ответил он, но взгляд его оставался угрюмым. – Было очень приятно с вами поговорить, Анна. Доброй ночи.

Он ушел, оставив ее одну в полумраке кабинета. Опустившись в кресло, Анна залпом допила остатки вина и хотела плеснуть себе еще, но бутылка оказалась пуста. Подумав, она взяла недопитый бокал Винсента. Анна знала, что ни в чем не виновата, но вместе с тем понимала и Винсента – работая в госпитале, она вдоволь насмотрелась на таких, как он. Лечить тело непросто, но куда сложнее исцелить душу – это долгий, медленный и не всегда увенчивающийся успехом процесс. И кто ее за язык тянул? Сперва рассказала ему о том, как ей нравится подсматривать за чужими жизнями, затем полезла со своим сочувствием, и теперь Винсент наверняка решит, что она вплетет это в одну из своих книг. Неужто он и в самом деле думает, что она способна на такую подлость?

Возможно, ей следовало дождаться утра, думала Анна, поднимаясь по лестнице. Но она понимала, что не уснет, не объяснившись с ним.

– Винсент, я…

Захваченная размышлениями, Анна забыла постучать и, распахнув дверь, застыла на пороге, увидев его сидящим на постели и зажимающим в руке шприц.

Они испуганно смотрели друг на друга, и наконец Анна осторожно ступила в комнату.

– Что это? – спросила она, сощурившись.

– Обезболивающее, – бросил Винсент, готовясь воткнуть иглу в руку.

– Подождите… – Анна проворно подскочила к нему и села рядом. – Вы наркоман? – спросила она с подозрением.

Он мрачно усмехнулся:

– А сами-то как думаете? Кто у нас тут знаток человеческих душ? Вот и скажите, к каким выводам вы пришли.

За год, проведенный на фронте она повидала достаточно зависимых, чтобы определить у человека это пагубное пристрастие, и Винсент не был похож на морфиниста.

– Нога? – спросила она и ненавязчиво отвела в сторону его руку с зажатым шприцем.

Лицо Винсента немного смягчилось. Он кивнул.

– Раньше было легче. В Ливерпуле мне вообще не нужна была эта дрянь, – процедил он и злобно покосился на лекарство. – Врач говорит, что всему виной проклятая сырость.

Новая вспышка боли вгрызлась в нерв, и Винсент отвернулся, чтобы Анна не увидела выступивших на глазах слез, но все же положил шприц на тумбочку.