3. Глава 3

Миша попросил привезти из ресторана что-нибудь вкусное, подразумевая кусочек торта или пиццу. Я согласилась, мы ударили по рукам, тем самым подтвердив сделку, ведь никто из нас не предполагал, что бывают рестораны, в которых нет ни тортов, ни пиццы.

Встреча с Игнатовым состоялась в баре «Семь бобов», где официант с лицом весьма похожим на фасоль, торжественно вручил нам меню – тканевый рулон с тиснением. Я несколько минут крутила тряпочку в руках, стараясь разобрать, что тут вообще еда – салат «Древо жизни», боул «Энергия Ци» или смузи «На лесной поляне». После неудачной попытки найти в интернете, как выглядит Ци, я сдалась и заказала то же что и Виталик, с ужасом ожидая свой обед.

Вид обычного зеленого салата меня даже разочаровал. Я планировала получить что-то более экстравагантное: цветки лотоса в панировке из пыльцы и гарниром из отварных семечек подсолнуха.

- Никогда не слышала об этом ресторане, - салат звонко хрустнул на зубах, создавая для нас уникальное музыкальное сопровождение, - чудесное место.

Игнатов отодвинул полную тарелку в сторону и удивленно посмотрел на меня, жующую кочерыжку капусты. В голове щелкнуло, что мы сюда приехали не ради обеда, а уже через секунду страшные догадки подтвердил сам Виталик:

- Я выбрал заведение в центре, чтобы никто из нас не тратил время на дорогу.

- Но тут невкусно! – я искренне возмутилась тому, что за мои же деньги меня кормят гадостью.

- А должно быть? – Кажется, он начинал сердиться: - Главное, тут тихо и малолюдно.

Разумеется! Никто в здравом уме не придет сюда на обед, а у персонала, питающегося местной кухней, едва хватало энергии на то, чтобы дышать, оттого они позеленели и занялись фотосинтезом.

Я отодвинула свою тарелку вслед за картавым и достала блокнот, чтобы скорее закончить дела и вернуться домой: к пюрешке с котлетками. Если Виталику так нужны тишина и уединенность, мог назначить встречу в библиотеке, отделе Шотландской литературы – ни единого человека со времен английской революции.

- Я не смог связаться с Валерием, подозреваю, что он еще пьян, либо уже пьян, поэтому пока просто согласуем план, что у тебя?

Игнатов переключился, и голос его зазвучал иначе: жестко и бескомпромиссно. Я уставилась в свои заметки, двадцать исписанных страниц, в которых пыталась отбелить чью-то изгаженную репутацию. Уже утром мне позвонил юрист и самым радостным тоном сообщил, что Валера Серпантин отныне наша проблема. Где-то на фоне раздавались залпы салюта и хлопки пробок от шампанского. Проныра в очках праздновал долгожданную свободу.

Мне же было нечего праздновать. С каждой строчки на меня смотрел круглый бисерный почерк, мыслей в голове было так много, что я стала лепить их одну поверх другой. И теперь из этого потока необходимо вытащить хотя бы одну нормальную идею.

- Снять передачу о жертвах домашнего насилия?

- Вероятно, но нужны время, сценарий, реальные сюжеты, тут не должно быть проколов. Но это на будущее, нам необходимо сделать что-то сейчас.

Я согласна кивнула, как школьница на докладе по истории, и быстро продолжила:

- Социальная реклама.

- Его уже объявили изгоем и хотят распять, а реклама озлобит общество еще больше.

- Пресс конференция?

- Я бы больше не доверял ему микрофон.

- Большое пожертвование в фонды?

- Благородные дела не любят шума. Нет, Яна, это все неплохо, но сейчас нужно что-то радикальное. Может он напишет какую-нибудь песню? Вернуть его в эфир, сложно, но можно попробовать.

- Виталик, - я уронила голову на руки, и прошептала: - какая песня, он их и в девяностые петь не умел. Высший пилотаж его рифмы это «трусы – палка колбасы», о чем ты?