Сообразив, что стою с открытым ртом, я кивнул и направился вслед за красным шелковым платком, которым была повязана шея Сапофи. Выйдя из здания, мы сели в черный автомобиль, не известной мне модели. К тому же, мой спутник зачем-то любезно открыл мне заднею дверь. Признаться, я был обескуражен такой учтивости. И когда мы выехали за территорию аэропорта, я решил завязать беседу.

– У Вас редкое и интересное имя, Сапофи. Оно что-то…

– Обычное имя, как и у других. Ничего не значит. – он резко оборвал меня. – Мы едем к юристу, там Вам всё объяснят.

Для пущей убедительности, что диалог строить бессмысленно, он включил магнитолу. Мелодия показалась мне очень знакомой. Я был убежден, что это AC/DC- HighwayToHell. Вот, только исполнял её симфонический оркестр, в котором солировал орган, как мне показалось.

Всю дорогу я, пытаясь хоть как-то собрать мысли в кучу, смотрел в окно.

***

Я стоял у окна и всматривался во двор-колодец. Последние пару недель, хоть в этом я и не был уверен, это стало моим обыденным занятием. Смотреть в окно, да изучать рисунок на стене. Вот всё, чем я тут занимаюсь. В кабинете, некогда принадлежащем моему другу, а с не давних пор мне.

После моего прилета, теперь уже мой помощник Сапофи отвез меня к юристу. Тот, на скорую руку, даже не пригласив в кабинет, огласил мне завещание. В нем говорилось, что бар теперь принадлежит мне. Вот так, пряча взгляд, Аркадий Львович получил от меня подпись и скрылся, не желая ничего объяснять. Мой, только что обретенный, помощник тоже не изъявил желания вдаваться в подробности. Лишь сказал:

– Ты и так всё понимаешь.

А затем привез меня сюда, в это мрачное заведение, которое почему-то все называют баром. В место, где я последний раз виделся с моим лучшим другом.

В те редкие моменты, когда я покидал кабинет и спускался в зал, бармен всегда рассказывал какую-нибудь историю, которая здесь произошла. В перерывах между своими историями, он поведал мне, как тут всё устроено. В отличии от Сапофи, Архон был намного словоохотливей. Как он сам говорит с ехидной улыбкой, именно он здесь главный. Так как это он ведет всё хозяйство. А мы, по его словам, им пользуемся. И это не лишено смысла, пока я придавался стенанию у себя в кабинете, Архон выполнял всю работу. Сапофи же я видел лишь пару раз, когда был в зале. Он выходил из-за двери, что была за барной стойкой, кивал в знак приветствия и уходил прочь на улицу. По словам бармена, за покупками. Говорить же о моём помощнике он не пожелал. На мои вопросы о нём, махал рукой или пожимал плечами. В беседах с ним я перестал обращать внимание на худобу старика и его постоянную ехидную улыбку. В целом, мне даже нравилось болтать с ним, хотя и выбора у меня особо не было.

За исключением этих редких бесед, я проводил всё время у себя в кабинете. Как говорил Саша – это его дом и работа. Что ж, домом он мне уже стал, вскоре будет и работой.

Иногда я пытался читать книги, которых здесь было множество. Но на это мне не хватало терпения и сосредоточенности. Листая страницы старых книг, покрытых пылью, меня ничего не увлекало в них и я шел к окну, через которое был виден лишь двор и кусок неба. Или садился в кресло, всматриваясь в стену у камина, изучая её рисунок. И как бы я не старался, в них ничего не было, просто линии. Просто узор, нарисованный не умелым художником или не художником вовсе. Видимо, тогда, в мой первый визит сюда, усталость дала о себе знать. И я на придумывал себе, что будто линии движутся и принимают различные формы.

А вот столик мне не померещился. Искусно вырезанные в мраморе фигуры женщин очаровывали. Да и в целом, всё здесь осталось прежним, как и в первый мой визит.