Не заметно для себя я начал засыпать. На пороге сна моё подсознание швырнуло все эти мысли мне в лицо. Не находись я в полусонном состоянии, я бы ужаснулся своим мыслям, быть может, даже захотел бы сразу помолиться, хотя и не умею этого. Но мой разум сыграл страшную шутку, и та опора, которую я выбрал, дабы оградить от этих мыслей рассудок, послужила трамплином для подсознания. Уже проваливаясь в сон, я чувствовал ветер, тот самый холодный ветер, который принес мысль о суициде. Я уснул не в силах прогнать её, и теперь этот ветер будет дуть все чаще.

Все куда-то спешат. Одни встречают, другие провожают. Несколько сотен людей, не замечая друг друга, суетятся, толкаются, кричат, смеются и плачут. Вот, кто-то прощается, не зная наверняка, встретятся ли вновь. Они обнимаются, роняя слезы, все друг другу прощая, чтобы, если взлетевший самолет рухнет, ни у кого из них не было чувства, что он не попрощался. Сложно разобраться, что и на сколько крепко их связывает, дружба, любовь или долг. Но каждый стремится попрощаться как в последний раз, даже если расставание не затянется и на неделю. Другие же, напротив, встречаются и с радостью бросаются в объятья друг другу. Но и здесь трудно понять на сколько искренние их чувства. В толпе сложно разобрать кто и что скрывает или желает, толпа бурлит эмоциями и чувствами, толпе нет дело до тех, кто здесь стоит в одиночестве или пытается скорее продраться сквозь неё. Палитра толпы пишет причудливые истории человеческих жизней. В картине сборища можно найти все, любовь и ненависть, дружбу и предательство, правду и обман, чистоту и грязь, радость и горе, одиночество и братство. Толпа, это жизнь без четкости и ясности, и где-то рядом всегда смерть. Стоит разбавить палитру жизни этой массы одной черной каплей нелепой смерти, как все вокруг заляпаются в этом. И чтобы не творилось в сердцах толпы, все заменит мысль о смерти. Хотя, через мгновение сборище людей вновь заиграет оттенками своих жизней.

Что ни говори, а аэропорт, на ряду с вокзалом, удивительное место. Он как бы наполнен жизнью в миниатюре. Одни спешат, боясь опоздать. Другие томятся в ожидании. Но всех объединяет одно, желание поскорее убраться отсюда.

Вот и меня одолевает это желание.

Находясь здесь, в людской толпе не более десяти минут, я начал чувствовать жуткий дискомфорт. Губы непроизвольно сжались, а глаза в спешке осматривали одного человека за другим. В поисках встречающего. Что интересно, то как он выглядит, я не имел представления. Встретить меня должен был помощник Александра. Я договорился с ним, позвонив по номеру Саши. И этот любезный человек с бархатным голосом согласился мне помочь. И вот, я стою и ищу того, кого никогда не видел. От нетерпения я начал растягивать и застёгивать замок на куртке. В последнее время, терпение вообще меня оставило, уступив место нервозности. Толпа плавно огибала меня, будто волнорез небольшие волны. Но были и те, кто пару раз из-за невнимательности врезались в меня. И моя нервозность дополнялась раздраженностью.

– Вечер добрый. Следуйте за мной. – услышал я знакомый бархатный голос.

Со спины ко мне подошел высокий, смуглый мужчина крепкого телосложения. Тот самый, которого я оттолкнул, покидая кабинет своего друга. Он был одет в строгий костюм, а его длинные черные кудри аккуратно собраны в хвостик. А глаза. Меня будто парализовало, когда я посмотрел в его черные глаза. Нет, не такие черные, как любят представлять себе кинопроизводители глаза демона. Но всё же, зрачок был едва различим.

– Меня зовут Сапофи, ударение на о. – сообщил он мне и жестом указал на выход из аэропорта.