По полям, а где-то сбоку
Слышен гусеничный лязг.
Неприглядная картина:
Без сапог, не все в портках,
Многодневная щетина
На иссохнувших щеках.
Где былая их отвага?
Только безотчётный страх.
И идут они оврагом
В окровавленных бинтах.
Вот двоих похоронили,
Как дрова, сложив в ботву.
Остальные обессилив
Повалились на траву.
Смолкли фронт и канонада,
Словно жизнь умерла.
В деревнях одни ограды,
А на месте хат – зола.
Птиц уже не слышит Сеня,
И кукушки не кричат.
Накрывает лист осенний
Обессиленных солдат.
На луга ложится вечер,
Ветер воет как медведь.
Слышен говор недалече,
Только нету сил, смотреть.
В теле жизнь едва теплится,
От усталости оглох.
А вокруг мелькают лица.
Слышно: – хальт и хенде хох.
Кто не встал, не поднял руки,
С тем короткий разговор.
В тело штык воткнут гадюки,
Или выстрелят в упор.
Как же тут сопротивляться,
Если руку не поднять?
И приходиться подняться,
Из последних сил шагать.
Жмёт на плечи, как из глины,
Двухпудовая шинель.
А приклад толкает в спину
Под гортанный окрик: – шнель!
Боль и крик застряли в глотке.
Он с трудом встаёт с колен,
А в висках стучит как плёткой,
Убивая, слово «плен».
Глава 7. Ноябрь 1941 г.
Из дощатого барака
Выходил Семён с трудом.
Где-то на плацу во мраке
Раздаётся рельсы звон.
Кто пилотку подставляет,
Кто фуражку, кто ладонь.
В них дежурный наливает
Источающую вонь,
Нечто блёклое, как рыжик.
Полусгнившая морковь,
А из мяса в этой жиже
Только паря червяков.
А вокруг лютует стужа,
Ведь ноябрь на дворе.
Под ногой замёрзла лужа
И мундир не по поре.
Все шинели отобрали,
Не у всех есть галифе.
И несчастные шатались
На ветру, как подшофе.
Тело было как из ваты.
Ох! Не сладок вражий плен.
И казалось, что солдату
Никогда не встать с колен.
Купите полную версию книги и продолжайте чтение
Купить полную книгу