А улангаевские женщины другое держали на уме, верили почему-то: Костя с Ильей на подлость не пойдут, просто известен парням секрет-колдовство. Недаром с ними сдружилась старуха-эвенкийка Югана Кулманакова.

– Слыхали, и нынче наши фокусники вывалили на прилавок целые мешки с соболиными шкурами, да и пушнины другого зверья немало принесли. Вот и думай что хошь! – сообщала Соня покупателям на другой день.

Какая деньжища получена за соболье, разузнала Соня у приемщика пушнины. Горела зависть у Сони – такие деньги, кучи денег! Эх, ей бы все это, да в город или на юг. Присмотреть бы в Крыму дачу с разными кипарисами, абрикосами. Держала Соня в тот вечер совет со старым эвенком Пашей Алтурмесовым. Причастила его стаканом водки. Прослезились стариковские глаза. Паша неторопливо и важно заел выпитую водку куском колбасы, облизал губы и заявил:

– Каштый мушик снат, кто такой сополь. Крепко-трудно добывать его.

И пояснил старик, что, бывает, и день, и два гонишься за соболем, что и сам зверем становишься, и собаки безножат. Ночевать в таком случае приходится в снегу у костра. Оголодаешь, промерзнешь. Плохо, когда столько много соболей добывают, сокрушался Паша, щуря узенькие глаза. Побьют соболье – другим охотникам ничего не останется. Надо вызывать милицию…

И полетел на другой день законверченный донос в район. Вскоре нагрянул в Улангай следователь. О чем он вел разговор с председателем Александром Гуловым? Что выяснял? Чем интересовался? Никто так и не узнал.

Высокий, стройный, черноволосый мужчина постучал в дверь, вошел в кабинет следователя.

– Я Черных, – представился он. – Вы вызывали меня?..

– Очень хорошо, товарищ Черных, – сказал Пирогов, кивнув головой на стул. – Присаживайтесь, и можете курить. Вот сигареты.

– Не могу себе представить, зачем я вам понадобился? – спросил Черных, вытаскивая сигарету из предложенной пачки и придвигая поближе фарфоровую пепельницу.

– О том, что вы работали летчиком-инструктором в томском аэроклубе, и о том, что вы замечательный пилот, я знаю. Меня интересует Константин Волнорезов, ваш бывший курсант, авиатехник, которому вы передали когда-то свое мастерство высшего пилотажа…

– На зональных соревнованиях по высшему пилотажу Волнорезов занял первое место. Надо сказать, в соревнованиях принимали участие летчики с большим опытом, – с гордостью за своего воспитанника сообщил Черных.

– Вы не припомните, куда девались три списанных «У-2», когда аэроклуб расформировали? – спросил следователь, доставая из папки какую-то бумагу.

– Известно, куда можно девать деревянный каркас из фанеры да перкалевой обшивки… Увез кто-нибудь из техников или шоферов на дрова. Да вот, я недавно был у Рябцева, так он самолетной перкалью обил дверь в бане и обшил изнутри предбанник… А фюзеляж ободранный во дворе стоит, ребятня на нем в летчиков играет…

– Да, действительно, деревянный каркас старенького самолета годен только на дрова, – согласился следователь. – А вот моторы?.. Мог ли Волнорезов взять мотор?

– Зачем ему? – удивился Черных.

– Да я и сам так думал, а вот послушайте, что пишут мне из Медвежьего Мыса: «Вадим навел справки о Волнорезове, разговаривал с ним лично. Обыска не делал, но сам хозяин охотно показал все закоулки в сараях и кладовых. Не то что мотора, а даже гайки или шплинтика не нашел. Волнорезов не увлекается машинами. Он больше четырех лет занимается промыслом соболей, возглавляет охотничью бригаду. Охотничает где-то в очень далеких урманах. Бригада промысловиков Волнорезова – одна из лучших в районе. Отзывы о нем у председателя артели хорошие. Выполнил и вторую твою просьбу – навел справки в районной нефтебазе, кто выписывал авиационный бензин. Ежегодно получал с базы по двадцать и тридцать бочек авиационного бензина председатель улангаевской артели. У них имеется звероферма. Бензин идет на обработку мехов: шкурки обезжириваются опилками, смоченными авиационным бензином. Бензин выдавался и охотникам с такой же целью».