– Ни разу в жизни не летала.

– Хорошо в небе! Смотришь, лес кажется редким: лось идет – вижу, медведь ковыляет – вижу. Надо сесть – в трубку крикну Косте, ткну пальцем на озеро или речку, и он, как селезня, свой самолет бросает на воду. Ходим по тайге… Зверя в этих краях люди еще не пугали.

– Откуда здесь самолет, Югана? – удивлялась девушка.

Спохватилась Югана, прикусила язык, покачала головой, укоряя себя за ненужные разговоры.

– Косте с Ильей давала клятву? – сердито спросила старуха.

– Обещала, бабушка, никому не рассказывать про Соболиный остров, – горячо заверила девушка Югану.

Председатель улангаевской артели «Промысловик» Александр Григорьевич Гулов по годам ровесник Косте. Старики, а зачастую и подростки, называют своего председателя запросто «Саша» или «Шура». Коренастый, плечистый, а вот сердиться и ругаться совсем не умеет: глаза у него особенные – всегда внимательные и добрые. В деревне бабы, посмеиваясь, говорят: «Наш председатель курицы не обидит, да и петуху голову отрубить рука у него не поднимется».

Кончил Александр Томский лесотехникум. Хотел стать механиком, а пришел в райком – и сосватали на председателя. Людей, мол, знаешь в своей родной деревне, образование есть – тебе и карты в руки.

Женился Александр на сокурснице по техникуму Вале Кудрявцевой. Молод еще председатель, а детей уже – три дочери и два сына. Не по специальности работает Валя: заведует маленькими артельными детяслями.

Сегодня председатель поднялся чуть свет. Не позавтракав, отправился на лисоферму посоветоваться с дедом Чарымовым, который согласился временно заменить Таню. Лисоферму построили на окраине деревни, обнесли высоким тесовым забором, упирающимся с двух сторон в стены небольшой приземистой избы. Это кухня – здесь готовят корм для лис. Здесь же, за перегородкой, рабочее место зоотехника.

Александр подошел к крыльцу, поглядел на висячий замок и сел на завалинку. Грустно покачивая головой, обозревал он небольшую полянку, усеянную костями, копытами, черепами. Испуганно каркали вороны, рассевшись поодаль на сухой осине.

«Сколько раз говорил, чтоб выбрасывали отходы в яму», – только и успел подумать председатель и сразу услышал старческий голос:

– Доброе утро, Саша!

– Здравствуй, Михаил Гаврилович.

– Сейчас замок открою… Чего, парень, не спится тебе? – поинтересовался Чарымов, открывая дверь и пропуская вперед председателя.

– А вот не спится. Вчера Аксинья Квашина заявила: «Провались ваша звероферма со всеми потрохами! Не буду работать. Провоняла псиной, в бане не отмоешься, – мужик в постель не пускает. Мантулишь день и ночь, а как получать в контору придешь – пшик».

– Да-а… А все же верно баба говорит. Опустились руки у всех. Нет заработка. Смотри, плита потрескалась, того и гляди рухнет: посуда ржавая. У ледника позавчера балка треснула и крыша осела. Беда… Как хранить мясо да рыбу теперь будешь? Летом-то…

– Гаврилович, а самцы больные выздоровели? – вздохнув, спросил председатель.

– Какое там: сгинули два самца и самочка. Закопал я их. Лиса, брат, любит чистую еду, свежую. А у нас ты, Саша, подумай: аль бы с голоду не пропали. Что это за кормежка?.. Лиса к еде строгая. Съест прижаренный корм или маленькую горелую корочку хлебную, считай, не пойдет ее шкурка за первый сорт. Белоухость появится. Забить осенью всех зверей и прикрыть этот лисятник, чтоб совесть нашу не сосали, вот мой сказ.

– Нет, Михаил Гаврилович, не дело говоришь. Будем сообща в нашем звероводстве революцию устраивать.

– Как это? – опешил дед, решивший уже, что убедил председателя кончить возню с лисофермой.