Эти ее слова меня ничуть не удивили, ровно, как и то, что она не разделила мою радость по поводу Франции. За весь тот период времени, что мы жили раздельно, я научилась быть самостоятельной. Я уже прошла тот период, когда мне хотелось бы получить одобрение матери. То расстояние, что возникло между нами и расширилось, как трещины в земной коре после мощного землетрясения, автоматически ликвидировало привязанность матери и ребенка. А учитывая, что у меня с мамой в принципе всегда связь была хрупкой, ликвидация прошла быстро и безболезненно.

— Мелкие сопливцы — это не моя история, — выдала я фразу, которую когда-то давно-давно одним февральским утром произнес он.

Меня удивила моя собственная память. Она не просто спрятала в своих недрах эти слова, а бережно сохранила и вытолкнула на поверхность в нужный момент.

Стало больно. В грудной клетке. В той ее части, куда ни одно обезболивающее не смогло бы пробиться. Я снова занялась своим уже немного подтаявшим десертом и быстро заблокировала любые ненужные мысли. За столько лет я отлично уже научилась этой «блокировке».

— Твоя или нет, зато стабильная, — снова парировала мама.

— Ты совсем не изменилась, — озвучила я свои наблюдения. В моих словах не было ни издевки, ни обвинений или претензий. Да я и не имела на них права, потому что мама всё равно оставалась моей мамой.

Как там говорят? Родителей не выбирают.

— А ты совсем другой стала. Я тебя не узнаю. Внешне вижу свою дочь, но как только ты начинаешь говорить, кажется, что говорит кто-то другой.

— Просто повзрослела, — пожала я плечами.

Мы снова погрузились в молчание. Теплый ветерок коснулся тяжелых зеленых листьев в каменных вазонах и те, сразу же откликнулись тихим успокаивающим шелестом.

— Знаешь, я не такая уж и хорошая мать, — вдруг заявила мама и тоже остановила взгляд на листьях.

Впервые с момента этой нашей странной встречи я не уловила в ее голосе капризности или обвинений.

— Мне следовало вести себя иначе, но… Не знаю, опоздала я уже с этим.

Когда я собиралась на эту встречу у меня была масса тревог и мыслей, но ничто из этого не касалось желания прийти и высказать все свои обиды. Я не нуждалась в выяснениях отношений и взаимном обмене обвинениями. Эта ступенька уже была пройдена. Я просто встретилась со своим прошлым. В лице матери оно оказалось… сносным. Но на данный момент я не была уверена, что, если бы вдруг увидела его, смогла сохранить внутреннее равновесие.

— Всё в норме, мам. Правда.

Я могла бы прямо у нее спросить насчет того, догадывалась ли она о том, что со мной случилось. Но что этот ответ смог бы сейчас изменить? Ничего. Уже ничего. Поэтому я его так и не озвучила.

Домой я возвращалась со странным ощущением легкости. Эта легкость отдаленно напоминала ту, что накрывала меня сразу же после сдачи особенно сложного и нервного экзамена. Голова еще тяжелая, а тело уже будто воспарило над землей. Правда, присутствовала одна существенная разница, после встречи с матерью у меня не возникло никакой радости, какая обычно вспыхивала после получения высокого балла за экзамен.

Зайдя в квартиру, я услышала знакомый смех друзей и ощутила аппетитный аромат пиццы. Как только я перешагнула порог и разулась, мои плечи заботливо укрыло чувство полной защищённости и безопасности. Именно здесь я могла полностью расслабиться и не думать о постоянной дистанции между собой и всем окружающим меня миром.

С парнями из нашей команды я сошлась быстро. Это было мое огромное и единственное исключение. Главную роль в моем сближении сыграли именно учеба и наш общий проект. По сути, благодаря этим двум пунктам я всё же кое-как, но сумела на первых порах остаться на плаву, когда еще не было никакого психотерапевта.