Сейчас я была благодарна полутьме за то, что мои слезы остались только моими. Они на несколько секунд замерли на моих ресницах, а затем плавно начали высыхать. Я не заплакала, да и вообще не хотела плакать. Оно иногда получалось само по себе. Особенно в те моменты, когда мне кто-то помогал. Причем величина и серьезность этой помощи не имела никакого значения. Само ее существование вынуждало меня расклеиться. Но я училась кое-как «подклеивать» те части своей личности, где возникли трещинки.

Настоящей заботы в моей жизни было не так уж и много. Во всяком случае в той ее части, где я еще не познакомилась с Лилей и всей ее дружной семьей. Иногда анализируя весь свой прошлый опыт, я осознала, что всегда считала себя недостойной этой заботы. На это указывало отношение моих близких.

Для матери я не стала той дочерью, которой она хотела меня видеть. Я никогда не была девочкой-девочкой с бантиками, плакатами поп-кумиров и личными дневниками в пушистой обложке. Я просто была собой. Бабушкам и дедушке я тоже никогда особо не была нужна. Потому что бабушка с дедушкой по маминой линии так и не приняли ее выбор, сделанный в пользу моего отца. А бабушка отца не смирилась с его выбором. Я же для них была чем-то типа бесконечного напоминания и доказательства непослушания их детей. Отсюда выплывал еще один мой подсознательный вывод, я неуместна.

Уже значительно позже, когда я начала ходить к специалисту и распутывать весь этот сложный психологический клубок, многие моменты из прошлого переработались. Но моя реакция на заботу и помощь по-прежнему временами бывала острой или невыносимо яркой. Просто вся эта острота и яркость шли во внутрь меня, а не наружу.

Здесь, внизу, места оказалось много. Поэтому паника из-за клаустрофобии или потенциальной возможности оказаться зажатой среди кучки незнакомых людей на сегодня была отменена.

— Будет интересно, я тебе это обещаю. Ты мне веришь, Мари? — спросил у меня Валерий.

— Верю, — не задумываясь, ответила я.

Это было так странно и в то же время так правильно. Наше взаимодействие. Я особо не верила в проведенье и всё такое. Но на секунду мне вдруг подумалось, что этот человек возник в моей жизни не просто так.

Он свободно мог остаться в моем сознании руководителем компании, который горел новыми идеями и точно знал, чего хочет от жизни. Однако, именно он изначально и отмел этот сценарий. В тот момент, когда решил подойти ко мне в холле, чтобы узнать, всё ли в порядке. И сейчас, когда поразительно точно считал меня и понял, как надо правильно действовать.

Так же хорошо и временами без слов меня понимал только Дан. И в тот период, когда мы люто друг друга ненавидели, и когда отчаянно полюбили. Если бы я не была уверена на сто процентов, что с моей памятью всё хорошо, решила, что Валерий — это повзрослевший Дан, который каким-то образом нашел где-то для себя еще с десяток дополнительных лет. Хотя, зачем ему это? Наверное, для того, чтобы я наконец-то перестала шутить над ним в день его рождения. Потому что всегда была старше его на пару месяцев.

Хлопок, что неожиданно глухим эхом прозвучал в помещении, заставил меня дёрнуться и вынырнуть из своих размышлений.

— Что это? — встревоженно спросила я у Валерия.

— Сигнал. Игра уже началась.

9. 9. В лабиринте.

Наша команда потихоньку пробиралась вперед, преодолевая одно препятствие за другим. Минут пять назад мы только-только справились с задачей процедить воду в специальную колбу, которая служила чем-то на подобии замка. Следовало ее наполнить определённым количеством воды, чтобы сработал скрытый механизм и нам открылся дальнейший путь.