– Списочек с размерами, – сказала Света, взвешивая тетрадь на ладони.

– Естественно. В долгу не останусь, поддержу ваши поэтические порывы. А я вас по виду приняла за тех, что вечно на площадке толкаются.

– А они кто? – спросила Света.

– Юные дарования.

– Я имела в виду М или Ж?

– В зависимости от наклонностей.

Я ничего не поняла, а девчонки захихикали.

– У нас ожидается уникальная коллекция. Мы будем иметь вас в виду, – сказала Света. – Но мы рассчитываем, что и вы нас будете иметь в виду.

– Хорошо. С чем пришли, показывайте.

– Мы без ничего, мы к нему, Евтугению, – сказала Света.

После этих слов я, видимо, позеленела, и это заметила поэтесса и дала мне стакан с водой. Я выпила. И всё боялась, что слышно было, как мои зубы о стакан стучали.

– Все к нему, – сказала поэтесса голосом тёти-поэта, ревностным. – Не повезло вам, красавицы. Болеет он.

– Какая беда! – вздохнула Люда.

– Покушение на него было. Ворвалась какая-то ненормальная с кастетом.

– Ужас!

– Это он так говорит, шаманит. Скорее пришла дурочка из юных поэтесс. Он свет выключил, огонёк с травками зажёг для антуража и запаха, понёс всякий бред, она и готова. Он и завалил несчастную.

– Такого не может быть! – вскричала Света, правдоподобно довольно.

– Может. И получил по роже. А всем лапшу вешает: покушение, мол. Авторитет набивает и ничем не брезгует. Туда же! Покушение на изнасилование с применением насилия – статья. Это дурочка малолетняя его хотела. На это он намекает. Но так-то от трёх до семи, а то и больше. Какие непоэтические страдания выпали на его долю. Когда я примчалась, он не дышал.

Тут я сама стакан воды попросила, и зубы барабанными палочками о стакан застучали.

– А лицо – кровавая маска, – продолжала тётя-поэт, я же сама чуть не упала, а зубы о стакан прямо-таки лязгать стали. – Присмотрелась… Ба! Да это трусики на его роже. Знаете, такие изящные, полупрозрачные, с эротическим рисуночком. До чего милые, сексуальные трусики, и они…

– А дальше…

– Ах да. Он молчит – то ли ему в самом деле плохо, то ли наслаждается необыкновенным сувениром или грезит. Я потихоньку вышла, чтобы не мешать возвышенному. Жаль, девицу эту не застукала.

– А то что б? Повязала и сдала ментам?

– Что вы, голубушка! Узнала, где такое орудие достала. Девочки, вы даже не представляете, какое безотказно-поражающее орудие соблазнения на его роже было.

– Скажете тоже. Предмет одежды, гигиены, да и только, – фыркнула Света.

– Нет, девочки! В первую очередь обольщения. Для чего их делать такими-этакими, если их не видно? Зачем такой предмет искусства прятать? Для чего?! Смысл? Для гигиены? Нет. В первую очередь для возбуждения, соблазнения. Для нас? Нет, для них. Чтоб у них штаны наверх сами лезли и всё внутри сводило. И тут всё имеет значение: материал, цвет, рисунок, форма, кружавчики, рюшечки… И как показать немного, и снять как! И всё это как бы между прочим. Боже упаси специально, естественно надо. Для одних чуть приспустишь – бах, он уже готов, а то и в обмороке. Для других надо постараться. Это предчувствие, увертюра. А она должна быть прекрасной и обещать, обещать исполнения ещё более прекрасного… А может, и нет. Фиг тебе! Посмотрел, и всё. Тоже полезно. И путешествие в мир, который рядом, всегда рядом, а ты о нём и не ведаешь. О том, что не видно и так важно, какое значение оно имеет для девушек, не говоря уж о женщинах. И как этим умело пользоваться и управлять, чтобы всё держать под контролем, чтобы с выгодой для себя и удовольствием.

И мы, как заколдованные, слушали. У меня зубы перестали о стакан стучать. Я и не заметила, как остатки воды на себя вылила.