При этом надо понимать, что в такого рода общественных местах, каким является театр, где на премьере спектакля новомодного режиссёра, всегда полно самой, что ни на есть первостатейной великосветской публики, иногда ничего не стоит потеряться и перепутать свою леди и наоборот, и оказаться в ближайших ручных отношениях с другой леди или господином. Чем видимо и пользуются многие из прибывших сюда на премьеру всеми уважаемые господа, которые и рады бы так не путаться и ошибаться, но что поделаешь, раз такова жизнь со своим законами неразберихи. Тем более, это только на один только вечер, а завтра, а некоторые наиболее ответственные перед своими слишком стервозными супругами даже сегодня, всё вернут на круги своя.

– Прямо-таки оттуда? – позволил себе засомневаться лорд Лабан, находясь сегодня в настроении во всём противоречить Ротингу, который весь вечер игнорирует его прямые намёки на кредит.

– Скажем так. Родом может и не оттуда, но то, что он в своих умонастроениях именно оттуда, то в этом я даже не сомневаюсь. – Как-то уж слишком туманно сказал Ротинг, тем самым вызвав у лорда Лабана желание поскорее покинуть этого слишком для него заумного Ротинга. Тем более момент выдался как нельзя удобным, – к ним присоединился Чейз, который сбив Ротинга с прежней мысли, сейчас о чём-то перешептывался с Ротингом. А такое пренебрежение к себе, ни один лорд по своему лордству терпеть не намерен и не имеет права. Так что лорд Лабан, имеет полное право покинуть нарушающего все степени приличий и этикета Ротинга, и отправиться, с некоторых его возрастных пор, ставшее для него самым привлекательным местом в театре, буфет. А так его, конечно, когда он был чуть моложе, всегда привлекали гримёрки актрис. А уж сама театральная сцена, была тем последним, что привлекало всех этих господ в театре.

Но лорд Лабан, по какому-то недоразумению или вернее, по своему разумению, на котором требовательно настаивает пустота его карманов, проявляет забывчивость к своей аристократической чести и продолжает пускать воздух из обоих своих ноздрей, ожидая того, что там этот Ротинг с Чейзом надумает. И они надо отдать верности разумений лорда Лабана, надумали как раз в тот момент, когда в переходе между зрительным залом и фойе случилось своё, со своими отличительными звуковыми характеристиками, отдельное столпотворение. При этом даже здесь, отчётливо слышался голос главного возмутителя спокойствия.

– Один единственный вопрос:

«Кому не нравится мой нос»? – на кого-то, а может на всех скопом, обрушился голос не такого уж для многих незнакомца, коим был всем известный задира и кривотолк устоявшихся общественных правил и морали Сирано.

– Всё иди. Вон он там, среди зевак. – Сказал Ротинг, подталкивая Чейза. Чейз же тем временем не спешит рваться вперёд, а проявляет независимость своего мышления, – он достаёт расчёску, зачёсывает назад свои волосы, затем прореживает ею свои усики и только после всех этих манипуляций, от которых Ротингу становится не по себе, направляется в эту гущу событий. И на этом Ротингу, пожалуй, можно было успокоиться, но тут со своими замечаниями лезет этот лорд Лабан и тем самым доводит Ротинга до истерики.

– Что-то уж этот господин выказывает слишком много независимости мышления. – Глядя вслед Чейзу, говорит лорд Лабан. – Я бы ему посоветовал как надо себя вести, если бы не преодолимая пропасть между нами.

– А вот в этом я полностью соглашусь с вами, лорд Лабан. – Нервно сказал Ротинг, еле удержавшись от того, чтобы не дать волю своим рукам, которые, несмотря на всё его лордство, нестерпимо требовали от него пасть жертвой привычки и погрызть ногти.