Женщина незаметно прошла в дукан и стала свидетелем жесткого допроса ее сына.

Агарагим медленно развернулся в сторону жены и недовольно сморщил лицо.

– Смотрю, у тебя голос прорезался? – злобно затянул лавочник. – Молчи, когда мужчины говорят! Или показать тебе, кто тут чего стоит?

На слове «показать» Хосров строго поднял глаза на отца, тот это заметил.

– Что? – в очередной раз протяжно произнес хозяин дукана. – Смотрю, ты осмелел, или тебе эту безродную нищенку жалко?

Хосров не ответил, но и глаз от лица отца не отвел. Подобное поведение парня проявилось впервые, и это был вызов, почти протест.

Парвана неотрывно наблюдала за общением отца с сыном и понимала, что в сознании ее чада что-то изменилось, и притом – в лучшую сторону. Женщина была готова защищать это лучшее, если лавочник решит здесь и сейчас перейти черту.

Вдруг, Агарагим резко посмотрел на жену и понял, что женщина, как никогда, полна уверенности в себе и ничего не боится, так же, как их сын. Лавочник взял паузу и решил временно отступить, чтобы разобраться, в чем дело.

– Хорошо! На сегодня я тебя отпускаю, можешь бежать к своим святошам, – Агарагим был полон пренебрежения и сарказма. – Завтра поедешь в порт к Логману, надо товар привезти. Все! – лавочник пренебрежительно махнул рукой в сторону выхода и развернулся лицом к жене.

Хосров, оглядываясь на отца с матерью, поплелся к выходу, но сердце его было не на месте – он беспокоился за мать.

– Уходи! А то передумаю, – сидя спиной, выкрикнул лавочник, адресуя угрозы сыну.

Беспокойство Хосрова за мать слегка утихло, когда в дукан зашли первые посетители. И он не ошибся. Завидев клиентов, хозяин дукана вскочил с места, позабыв о желании наказать непокорную жену.

Распрощавшись с клиентами, Агарагим вернулся за прилавок – спрятать деньги. Положив их в укромное место и распрямив спину, лавочник в недоумении застыл на месте: на прилавке лежал… аккуратно сложенная веревка от мучного мешка.

Почесав голову, Агарагим взял вещь в руки и, внимательно осмотрев еще раз, направился в торговый зал. Дойдя до мешка с мукой, остановился и после недолгого раздумья сунул веревку себе в карман.

Хосров шел по улице крадучись, постоянно осматривался. Казалось, он пытается что-то вспомнить и не заблудиться. Баку он знал неплохо, но сегодня волновался, вел себя словно приезжий в чужом городе.

«Виноградник, виноградник», – как завороженный, бубнил он себе под нос.

Через какое-то время, изрядно вспотев, остановился и снял тюбетейку.

«Почему я такой глупый, в двух соснах запутался? Почему найти не могу?» – Хосров корил себя и был близок к мысли вернуться домой.

И тут знакомый звук привлек внимание молодого человека. Он поднял голову. Над его головой мягко шелестели виноградные листья, а чуть выше нависал балкон из белого камня.

Хосров опустил голову и широко улыбнулся. По телу пробежала мелкая дрожь – страх растерянности отступал, и он еще раз поднял голову, чтоб убедиться, что нашел то самое место и не ошибся.

Вдруг его ослепили яркие лучи солнца. Парень прикрыл глаза и, когда открыл их заново, увидел на озаренном солнцем балконе молодую девушку, скрывшую свой лик тончайшим, почти прозрачным платком. Солнце продолжало бить в глаза, но Хосров не замечал этого, он продолжал неотрывно в восхищении смотреть на незнакомку.

…Хумай вернулась обратно в гостиную и закрыла балконную дверь.

– Можно, я пойду? Стоит чудная погода! – радостно спросила родителей девушка.

– Конечно, иди. Я приставлю к тебе охрану, – обеспокоился Атабеков-старший.

– Отец, можно без этого… Я ведь только в книжный магазин – и обратно.