– Ну что ж, конечно, сделаем, – Лёха усмехнулся глазами и почувствовал ответный холодок во взгляде завуча. «Чем же это я им не понравился, – недоумевал он. Первый день на работе и уже какие-то тёрки..со стороны всяких-яких.».

Откуда ему было знать, что на это тёплое, по их понятиям, место всегда претендовала дочь завуча, но заводские начальники поломали всю местную обедню, и вышло как вышло – приехал какой-то парень со стороны. Правда, симпатичный, но всё равно не свой, чужой, совершенно непонятный.

А потом Лёхе битых два часа пришлось ломать голову над календарём мероприятий, пока его не осенила здравая и очень радостная, до сладкой дрожи в сердце, мысль. Вспомнив красивую табличку на двери библиотеки, он понял, кем будет теперь спасён.

Не прошло и нескольких минут, как они, склонившись над столом в библиотеке, кроили расписание мероприятий на месяц. Договорились быстро, тем более, что Инночка уже это делала всегда в отсутствие часто болевшей прежней пионервожатой. Приблизившись к ней, он почувствовал её будоражащий женский запах, особенный, неповторимый, который запомнился ему на всю оставшуюся жизнь.

Маленькая сатира Инночки на любимого.. (фото автора).

Видно было, что она не пользовалась косметикой, потому что и так была по жизни хороша, и юное лицо со смешинками возле глаз при её весёлом настроении уже уютно устроилось в его сердце, словно ласковая кошка. Инночка одевалась довольно скромно: серый тёплый свитер, красивая синяя юбка, сшитая своими руками, ладно сидевшая на её стройной девичьей фигурке. Лёха сразу открыл в ней целый, неведомый до этого, мир, и новое ласковое слово именно для неё он произнёс совсем не случайно. Чувства переполняли его, и он сразу понял – оно ей понравилось.

– Меня так никто не называл, – смутившись, сказала она тихо, – даже мама. Инной называет и когда сердится, и ласкает, но чтоб так нежно, я никогда ни от кого ещё не слышала..

– Вот, сделали расписание, теперь можно и пообедать, – в её голосе звучало столько радости, что Лёха растерялся. – Я не могу тебя объедать, лучше в столовую схожу, – он попытался встать, но увидев её взгляд, остановился. В нём было так много просьбы и одновременно обиды, что невозможно было отказать.

– Всё равно такую кучу сосисок не съем, дома пожадничала, а теперь не могу всё уместить туда, – Инночка рукой легонько показала на живот, – попробуй, вкусно, а потом меня покормишь своим обедом, наконец согласилась она. Как придёт время…

«Старший пионервожатый» трудится.. (фото автора, 1984)

С каждым днём Лёха врастал в неё глубже и глубже. Приходя на остановку автобуса к утреннему рейсу в санаторий, он первым делом высматривал уже знакомую стройную фигурку с ярким жёлтым кожаным чемоданчиком. Весь её нарядный, весёлый вид так и говорил: «А вот и я. Тоже с тобой еду!»

Она ещё стеснялась на людях открыто общаться с ним, в автобусе почти всегда ехала отдельно. Лишь иногда, положив ему на колени свой жёлтый чемоданчик, становилась рядом, как бы невзначай. Но если позволяла ситуация, садилась рядом, первая начиная милую болтовню о всякой всячине И всё равно по санаторию поползли всякие разные сплетни. Их слышала только Инночка, общаясь с женщинами персонала. Лёха же, увлечённый чувствами к ней, был напрочь глух к подобным вещам, практически не замечая ничего подобного в окружающей жизни.

Заканчивалась первая неделя вожатской работы Лёхи, и, как-то увидев грибников с корзинками в автобусе, он за очередным обедом предложил Инночке сходить в лес на «тихую охоту».

– Думаю, здесь опят видимо-невидимо, – Лёха мечтательно зажмурился. Вообще-то уже и не помню времени, когда грибы собирал. Последний раз у себя на родине, в Хабаровске с братьями по тайге «шарились», нашли чуть-чуть на жарку чего-то там, и всё. Часов шесть с лишним бродили, домой еле-еле живые от ходьбы приползли». Её серые глаза сразу засветились радостью. Лёхино сердце исходило сумасшедшим стуком только от прикосновений к ней, вольных или случайных.