журнала вашего на последних, как бы приставочных строках корреспонденции. В них содержатся краткие сведения об отношениях к Русской Церкви двух патриарших престолов восточных – Антиохийского и Иерусалимского в настоящий момент; мы весьма признательны корреспонденту за сообщение этих сведений. Так как довольно редко можно встретить в печати нашей что-нибудь о темных углах этих и их, не менее темных, обитателях и деятелях, а между тем углы эти нам настолько известны, что всякий недоговор или переговор о них бросается в глаза и возбуждает желание ввернуть в него и свое объяснительное словцо, то мы и просим позволения у ваших читателей явиться с некоторого рода комментарием на краткие заметки корреспонденции.

Собственные имена Иерофея, Прокопия, Агапия и пр. говорят мало воображению читателей; мы облечем их если не в плоть и кровь, то хотя в ту одежду, которая сразу позволит их отличить одного от другого.

Иерофеи[295] уже более 30 лет слывет на Востоке за «русского человека» и говорит по-русски[296]. Полагаем, что даже сам себя считает русским или считал до того момента, когда, предавши своего старого друга и, так сказать, однокашника, неожиданно очутился на стороне недоброжелателей России. По странной случайности, политические роли двух закадычных приятелей к концу их политической деятельности, неведомо самим им как, совершенно переменились.

Под «другом» Иерофеевым мы разумеем громкую личность Кирилла Иерусалимского. Оба соседственные Патриарха родом, разумеется, греки, оба принадлежат к так называемому «Святогробскому братству», и оба шли одним и тем же жизненным путем, проходя разные, обычные при Святом Гробе, послушания и возвышаясь мало-помалу до последней служебной степени архиерея, обыкновенно номинального, как бы в своем роде in partibus. Когда Иерофей назывался архиепископом Фаворским, Кирилл именовался Лиддским. Еще при жизни бывшего Патриарха Иерусалимского Афанасия первый назначен был его преемником и, в качестве «нареченного Патриарха Святого Града», в 40-х годах совершал памятное путешествие по России[297]. Восседать на кафедре св. апостола Иакова ему, однако же, не удалось. Когда наступило для сего время, турецко-эллинская интрига огласила его «русским» и выдвинула на его место Кирилла, не ведавшего по-русски и не видавшего России. В утешение экс-нареченный, когда открылось место, возведен был на патриарший престол Антиохийский – ступенькой как бы еще выше своего собрата и невольного (?) антагониста, но в существе далеко стоя за ним, по своему действительному значению на Востоке и, в частности, в Константинополе.

Когда, в силу вынуждающих обстоятельств своего престола или просто застарелых привычек, случалось обоим Патриархам жить по целым годам в Константинополе, то Антиохийский Патриарх обыкновенно помещался на Иерусалимском подворье и нередко заменял в церкви своего собрата и сотоварища, представляя из себя что-то вроде его наместника или викария. Эллинскому сердцу такое зрелище патриархальной простоты двух важнейших сановников Церкви доставляло несказанное утешение. Блаженнейший Иерофей был только как бы тенью Блаженнейшего Кирилла. Грозивший ему всеобщим дискредитом, русизм его совершенно сгладился под сильным освещением цельной эллинической личности Кирилла. Когда оба иерарха служили раз вместе Царскую панихиду в нашей посольской церкви Константинопольской, то в публике известно было, что служит Иерусалимский Патриарх, а Антиохийский был только как бы в придачу к нему, хотя первенствовал в служении, по чину каноническому, Иерофей и все возгласы при этом говорил по-славянски, – Кирилл, конечно, по-гречески, – но никому и в голову не приходило считать кого-нибудь из них или более русским, или менее греком.