Грохнуло и с другой стороны. Мой друг тяжело охнул, почему-то перестал стрелять. Краем глаза я заметил, что его голова опустилась на подбородок. Кажется, он все.
Грека убили! Так не должно было случиться!
Меня словно парализовало. Но и бежать я не хотел. Без сестры – нет!
Но тут бы и меня порвали… Кто тогда ей поможет?
С ужасом осознав, что друга убили, трясущейся рукой я вытащил из его руки пистолет. В дыму разглядел еще кого-то в балахоне, дважды выстрелил без раздумий.
Крик, громкий шлепок.
Швырнув ствол во тьму туннеля, я хотел броситься бежать, но поскользнулся и растянулся на бетоне. Каким-то шестым чувством понял, что теперь бегство лишнее. Я остался совсем один. Два фонаря лежали в воде, давая совсем немного света.
Относительная тишина, лишь гул станции.
Шли секунды.
Поднялся, прислушался. Бешено колотилось мое сердце, адреналин кипел в крови.
Осторожно шагнув вперед, я разглядел тяжелораненого. За ним лежало еще двое, в неестественных позах. Балахоны намокли, превратившись в мокрую мешанину черных тряпок.
Зарычав словно зверь, я бросился на раненого, сжимавшего в руках самодельный карабин. Выбил его из рук, а сам вцепился в шею врага.
Тот хрипел, вяло дергался, пытался освободиться. Но я сжимал и сжимал.
В какой-то момент осознал, что убивать его нельзя.
Разжал руки, сорвал с него маску. Удивился, хотя я давно уже понял, что мы столкнулись не с вербовщиками. Те ни за что не полезут в эту грязь. Это были мусорщики – низкооплачиваемые наемники, которые выполняли для «Альянса» самую грязную работу. Так вот, значит, что… Они утащили мою сестру, чтобы потом передать ее вербовщикам?!
– Сука! Где ребенок? – зарычал я, ударив его кулаком в морду. – Где, тварь? Где?
– А-а… Ничего личного… – хватая окровавленным ртом воздух, отрывисто бормотал тот. – Заказали… Стронглав оплатил. Ребенок им… Нужен.
– Чего? Где она? Где ваш четвертый? – зарычал я, скрутив его за ворот балахона, подтащив к себе. – Где он, падла?
– Ушел… На рынок. Там… там. – он закашлялся, плюясь кровью.
Они хотели продать или обменять мою сестру на черном рынке? Ну, твари!
Бросив подыхать эту падаль, я вскочил с места и хотел броситься вперед, но вдруг голова неожиданно закружилась и я едва не споткнулся… Почувствовал какую-то сильную слабость, словно из меня выкачали все силы. Кажется, меня все-таки ранили, а я снова ничего не почувствовал. Как всегда. Способность не чувствовать боль это и дар и проклятие одновременно.
Я ранен. Вот дерьмо.
Держась за стены, шатаясь словно пьяный, я заковылял обратно. Куда?
На уме было только одно – ближе всего «квартира» покойного Грека. Сейчас было тяжело принимать какие-то решения, думать о морали… Греку я уже не помогу, а вот стрельбу, гремевшую в коллекторе, по любому услышали на поверхности… С минуты на минуту сюда спустится городская охрана. Нужно срочно добраться до дома друга, вроде бы, у него была неплохая аптечка.
Шатаясь, шлепая по воде ботинками, я бросился туда. Соображал уже плохо. Действовал на морально-волевых. Отыскать рану в темноте, в грязном канализационном коллекторе было неразумно. Я шел и шел…
Не помню, как я добрался туда – все было как в тумане, обрывками. Ввалился внутрь «квартиры», потянул за собой дверь. Попытался вспомнить, где друг хранил аптечку.
Через пару минут отыскал ее на кухне.
Упал на матрас, кое-как сорвал с себя маскировочный костюм и сразу же нашел огнестрельное ранение в плечо – крови натекло порядочно. Кажется, пуля прошла навылет, ничего важного не задев.
Как я оказывал сам себе первую помощь, помню смутными отрывками. Перемазал все своей кровью, разбросал содержимое аптечки… Все было урывками, как в полусне. Кажется, я все-таки довел дело до конца.