Узнал судак от премудрого пескаря, что чистая вода была подана по трубопроводу в Баклуши уже через три месяца, и на это ушли все денежки. Далековато было до водоочистных сооружений.

Проявил активность толстощекий заместитель главы, до этого колхозный завхоз. У него был большой опыт: довелось отсидеть с полгода за растрату имущества в период развала сельского хозяйства. Отпущен досрочно по состоянию здоровья.

Слухи по рекам и озерам распространяются быстро. Один из них принес гусь. Судак тогда лежал в яме водоема, отдыхая от долгого плавания. Он же кочевник, не любит засиживаться в одном месте, не рак, не ондатра, даже не ленивый карась.

Гусь рассказывал подруге баском о впечатлениях после перелета. В Баклуши протянулась асфальтированная дорога до самого коттеджа главы района. Трещат сороки – он приватизировал целый пищекомбинат, и новый административный срок ему не светит, если только лагерный.

Одна мечта была у обыкновенного судака – увидеть мудрого рака – отшельника с клешнями – гильотинами. Провидец он: жизнь идет по распечатанной им программе. Для рыб мало что меняется. Уточняются только орудия для их ловли. Даже ловушка – морда казалась теперь детским личиком. До сих пор друг – подлещик не пришел в себя и не откликается на зов, спрятавшись в старой ондатровой норе.

– Как обычно, гонялись они за плотвой. Канал не работал, и течения не было. Двое в резиновой лодке остановились у камышей, опустив в воду концы проводов, подключенных к аккумулятору – так они называли большой ящик.

Красиво было на пруду. В нем отражалась заря, прибрежные деревья. Плескалась рыба. И тут их осенило: вновь готовят подлянку рыбаки, ненасытные террористы.

Судаку шел восьмой год, и он торпедой помчался за излучину реки. Еще сильнее рвал плавники подлещик, отталкиваясь от пугающей воды.

Прошел по телу, ударил по мозгам еще незнакомый им электрический разряд. Лишь потом, очнувшись, они узнали: в излучине было убито все живое, даже козявки, и ее назвали мертвой.

Долго обходили стороной рыбы это место, плача от бессилия и несправедливости. Но в воде не видно слез, да и не бывает слез у рыб.

Широкая река, виден лишь край Заволжья, к которому катились волны. Со лба правого берега стирали росу полотенца – тучи. На палубе теплохода у борта стоял бледный юноша, глядя на кипящую за кормой воду. След тянулся углом по далекому изгибу реки, за которым остались город, надежды. Будто выбросили его из самолета без парашюта, и надвигалось неизбежное. Лучше бы он разбился о землю сразу, когда прыгал вместе с ней в аэроклубе с парашютом. Теперь она на крыле, есть свой дельтаплан, подаренный солидным мужчиной. Заигрывает с ним, хотя в два раза младше этого денежного мешка, и вдвое больше ростом.

Улыбка у него получилась настолько измученной, что стоявший рядом мужчина в очках и с копной ковыля на голове спросил:

– Вам плохо? Я экстрасенс. Хотите открыть мне душу?

– Да хоть черту, мне теперь все равно.

Очки седого мужчины зажглись зеленым светом. Из его сумочки выглянул чертенок и тоже сверкнул изумрудами глаз.

– Вы колдун?

– Не бойтесь. Это мой кот Матвей, едем с ним в деревню на отдых. Устали в камере на девятом этаже. Лифт заработает, если дашь лифтеру на пиво. Что же вас беспокоит? – погладил он торчащие из сумки уши Матвея, словно тот подслушивал.

– Все: и душа, и сердце, и мысли.

– Поссорился с девушкой? Расстался? Другая любовь вклинилась?

– Все сразу, и многое другое. Перевешивают богатство, роскошь. А когда заговоришь о чем-то светлом, возвышенном, о нравственной чистоте, тебя даже не понимают. Уезжаю я, далеко, навсегда, чтобы вырвать, забыть.