оба Левы грызутся между собой как две собаки. И Тиунов всегда наговаривает мне на Федотова: «У Федотика дрянной характер, ему надо проехаться по физиономии». У Федотова, правда, скверная натура: приведу, к примеру, один случай.

Недавно на перемене Левка Федотов ко мне подходит и говорит:

– Будем узнавать крокодилов!

Надо сказать, что «крокодилами» мы называем тех, которые знают лишь то, что проходят в школе. Словом, – крокодил – это невежда. Крокодилов в нашем классе много, а «осьминогов», то есть которые порядочно знают, – мало. Осьминоги – Лева Ф., Лева Т., Бибка[35] и я. Обратился, значит, ко мне Федотов с вопросом:

– Что это за цветок?

Я посмотрел и ответил:

– А чорт его знает!

– Не знаешь? – притворно удивился Лева.

– Нет.

– Удивительно! Это раффлезия, растет на Суматре и Борнео. Такую вещь каждый осьминог должен знать! – и ушел, посмеиваясь, будто говоря: «Крокодил Вы, значит». Меня это покоробило. «Ладно же», – думаю. Через некоторое время зову его.

– Лева, что такое мормоны?

– А чорт его знает!

– Не знаешь? – спросил я удивленно.

– Нет.

– Удивительно! Это каждый крокодил должен знать!

Тут наш задавала все понял и, скривив губы, презрительно промолвил:

– Все с меня слизываешь, хорошая обезьянка.

За такие проделки мы его не любим. «Диплодока» я кончил вторую тетрадь, но мама забрала его у меня, так как я имею плохие отметки.


Дома дела плохие, от папы никаких известий. С дядей Павлом что-то случилось, а что – нам не говорят. Аня живет у нас. Сегодня днем, после школы, мы ходили в Мавзолей, первый раз. Очень интересно.

У меня много новых марок, вчера я отлично поменялся с Рудневым.

3 октября – 1937 г

У нас несколько дней гостил Гога, мы тут с ним «балагурили», на нашем языке это значит возились. 1-го бабушка уехала в Сочи, и сегодня мы получили от нее письмо. Ундей работает в химической лаборатории, и в первую получку угостил нас пирожными. В школе дела исправляются. У нас в школе каждый день что-нибудь смешное. Недавно на уроке немецкого языка, когда Эсфирь Семеновна была разгневана до предела, загудела труба завода, стоящего рядом со школой.

– Кто гудит! – неистово завопила побагровевшая Эсфирь Семеновна и застучала по столу.

Позавчера вызвали по-русскому Скуфина.

– Скажи мне все, что ты знаешь о наречии.

– Наречие – часть речи, отвечающая на вопросы почему, как… и т. д.

– Как, наречие изменяется или нет?

– Изменяется! – твердый ответ.

Легкий смешок.

– Изменяется?

– Да! – определенно отвечает Скуфин.

– По чему?

– По… по… по лицам!

Смех громче.

– Ну проспрягай мне хотя бы… хотя бы… наречие реже.

– Реже? – с готовностью спросил Скуфин. – Я режу, ты режешь, он режет, мы ре…

Громкий смех покрыл его последние слова.

7 октября – 1937 г

…Сейчас у нас живет Евгений Андреевич, он сильно болен. Аня уехала в Коломну. Я продолжаю писать свой «Диплодок», растянувшийся до колоссальных размеров. От папы ни чего не слышно. В нашем доме очень многих арестовали, и на даче тоже: братьев Измайловых,[36] М. Самсонова.[37] Сегодня получил пос. за дисциплину и отл. за русский. В школе мы носимся на перемене в салки.

29 ноября– 1937 г

Позавчера мы ходили в гости к Жене маленькой. Про нее я говорил выше. После чего пошли в кино, опоздали, но решили пойти по тем же билетам в 6 часов. Фокус не удался! Однако мы прошли. (ЗЖОЫ ФНЖЖУ РСПУЬСКГБУЪТЫ)[38] Смотрели «Наш цирк», «Сказка о рыбаке и рыбке» и «Веселые музыканты».

«Диплодок» свой я кончил и пишу всякие малюсенькие рассказики. Папу перевели в Лефортовскую тюрьму. Нам надо заплатить за дачу 5 800 рублей. Мы решили заплатить во что бы то ни стало. Продаем ковер, продадим облигации, пианино. Мы написали письмо Марии Адольфовне,