И ты перенесешься через двенадцать часов в другой мир. Ты то, ты, а мир другой. Нет первопрестольный, есть другой мир. А первопрестольный только в душе. А может и в душе не будет, так новый мир захватит красотами, заботами.

– Опоздал! – сказал Елисей.

– Опоздааал, бессовестный. Рева не хотелось видеть. А мы и не ревели. И наши слезы, наши споли, нам за шиворот не капали. – сказала Маша.

Получила подзатыльник.

– Я к ним скоро прилечу, – сказал Елисей.

– С женой, – сказала Маша.

– Какой?

– Ну с Лилией, – сказала Маша.

– Маша!

– Это колдовство моё. Я колдунья. А я чё?

– Маша! – воскликнула Лилия.

– А как сбудется! Тогда мороженного! Везде и много. Во, все завидовать будут! – сказала Маша.

– Прими наш скромный подарок, – и она сняла упаковку.

На большом цветном фото, была хорошенькая попа, в красивых трусиках и длинные ножки… на мусорном баке. И всё.

Вот и последний вагон едва виден. Поезд уходил в золотистый свет солнца.

Они медленно повернулись… что-то белое было перед ними. Они промокнули заплаканные глазки… Перед ними стоял бугай, что был в театре. С громадным, ярким букетом.

– Опоздал, не повезло, – сказал он.

– Зато нам даже очень, – сказала Марь Иванна.

– Что ты говоришь! – сказала Лилия.

Елисей держал букет.

– Букет из цветов и конфет. Не пропадать же добру, пусть лучше брюхо лопнет.

– Маша, вас этому в саду учат?

– Нет, сама допёрла.

– Маша! Простите, глупенькая она ещё, – сказал бугай.

– Как сказать. Меня Марь Иванна зовут, как нашу воспитательницу. Можно Маша.

И она подала ручку.

– Елисей.

Бугай встал на колено и поцеловал ей ручку.

– Лилия.

– Эка, молодежь пошла. Кто так ручку подает! Как плеть. Надо как положено.

Лилия вспыхнула, толкнула Машу, и она красиво, как учила Марь Иванна – подала руку.

Елисей поцеловал руку Лилии.

И опять время остановилось или замедлилось. Так долго и сладко длился поцелуй. Это Марь Иванна остановила время, чтоб придумать, как с пользой распорядиться таким красивым и вкусным букетом.

Поэтому она и не спешила запускать время. Пусть целует пока ручку, а там посмотрим.

Но ничего путного, что делать с таким богатством, она придумать не могла и решила: время – свет, нет времени – тьма. Свое она не упустит. Немножко сладкого можно. И она запустила время. Но оно было уже каким-то другим, что-то появилось. Что? Даже Марь Иванна не знала. Но что-то хорошее.

Они стали предлагать прохожим взять из букета цветок или конфетку.

И все улыбались, потому что хорошо было.

– Лёг – встал. Лёг – встал. Лёг – встал. Лёг и не встал.

– Почему? – спросила Лилия.

– Помер и закопали. Вот так и живет человек, – говорит Маша.

– Какое глубокое замечание. Надо записать, а ручки нет – я запомню. А когда же жить? – спросила Лилия.

– Какая ты! Между «встал и лёг», ёжику понятно, – говорит Маша.

Лилия обняла сестрёнку.

– Замуж тебе пора девка, – сказала Маша.

– Зачем?

– Чтоб не заморачивалась о жизни. Вон ты как на Елисея глядела. Я так думаю, – сказала Маша.

– Ну, если ты так думаешь, – сказала Лилия.

– Он тебе горшок будет приносить с ромашками.

– Почему с ромашками-то?

– Ну, как… красиво, луга напоминает.

На лугу, на лугу

Пасутся ко…

– Козявки.

– Нет, нет!

– Кисы?

– Нет. Коровы! И пейте дети молоко – будете здоровы!

– Не, не, не, не … не выходи замуж, – сказала Маша.

– Почему?

– А я как?

– Нечего не изменится.

– Ага, как я тебя видеть буду за мужем?

– Верно, тогда не выйду.

– Вот, когда я вырасту, высокой стану, тогда пожалуйста. Я тебя всё равно за мужем буду видеть.

– Договорились?

– Договорились. Это наша тайна. Тайну надо закрепить.

– Чем?

– Ну как чем? Мороженым.

– Тебе нельзя.

– А мы понемножку и никому не скажем. Это же тайна – тогда льзя.