Мы ждали очень долго, наконец началась швартовка баржи с ранеными и последующая за этим их выгрузка. Темнота скрывала эту процедуру, но стоны и вопли, доносящиеся из этого живого, но болезненного скопления людей, сказывались на нашей психике мучительно и болезненно.
Со стороны города неожиданно послышался гул авиационных моторов, а следом появились вражеские бомбардировщики. Сразу по ночному небу забегали прожектора, раздалась с разных сторон частая стрельба из зениток и пулемётов противовоздушной обороны; нас срочно отозвали от берега, как говорится, подальше от греха. Самолёты конвейером кружили вдоль берега и сбрасывали бомбы. Раскаты оглушительных взрывов, смешиваясь с хлопками зениток противовоздушной обороны и трескотнёй пулемётов, глушили всё.
Через некоторое время выяснилось, что отправка нашего батальона по явным неблагоприятным причинам откладывается до следующей ночи, и нас возвратили обратно на прежнее место дислокации.
Влажный прохладный воздух у реки незримо проявился, леденя тело под одеждой, расползаясь по прибрежью. Стало холодновато настолько, что я накинул поверх ещё не просохшей шинели плащ-палатку, привалился к стенке траншеи, незаметно уснул. Что меня всё время удивляет, так это мой здоровый сон в любых, самых невообразимых и даже неподходящих условиях.
Ко всему можно привыкнуть, но только не к голоду. Уже несколько дней мы перебиваемся кто на чём. Сегодня к обеду нам выдали по два сухаря и по одному кусочку сахара. Я не курю, и на махорку, положенную мне, ординарец выменял в деревне кое-какие продукты питания. Варим сборный жиденький супчик на весь взвод, сбрасывая туда всё, что найдём.
Многие жители бросили свои жилища и уехали вглубь страны, чтобы не подвергать своих детей опасности. В садах и огородах, если внимательно присмотреться, можно найти оставленные забракованные или недозрелые фрукты и овощи: забытую морковку, яблоко, закатившееся в траву, луковичку с еле заметным усохшим хвостиком ботвы, переросший огурец – да много ещё чего, если порыться с усердием в земле. Она с благодарностью откроет перед тобой все свои секреты и обязательно накормит. Мы крестьянские дети, у нас особое, свойственное только нам, мужикам, сельскохозяйственное чутьё и особое видение жизни, выработанное вековым опытом в борьбе за выживание в суровые времена.
Я вспоминаю, что все жители деревень, за редким исключением, начиная с поры таяния снегов и до появления нового урожая постоянно голодали, перебиваясь с лебеды и крапивы на щавель, весенние шампиньоны и прочие травы, которые росли в наших краях.
Утром окончательно стало ясно, что ещё на сутки, до следующей ночи, мы остаёмся на своём уже освоенном месте возле хутора Красная Слобода. Спал я плохо, сказывается то, что от безделья много спим. Если добавить к этому непрерывную стрельбу, рёв моторов, гулкие разрывы бомб, сброшенных на переправах, вдоль нашего побережья – всё это постоянно тревожило, напрягая нервную систему, прерывая отдых. Регулярно стала побаливать голова от постоянного и неизменного грохота войны, настроение у меня понизилось до какого-то тупого безразличия, видимо, у меня понизилось кровяное давление, возникла хандра от устойчивого хотения есть и всяческого угнетения моей воли.
Часов в десять наступило окно затишья, немцы, видимо, перебросили всё своё внимание на город, по Волге днём прекращается всякое движение. Наши политруки во главе с комиссаром батальона собрали нашу роту на митинг.
На этот раз нам они открыли глаза и сообщили великую тайну – оказывается, нам выпала великая честь оборонять город Сталинград и великую русскую реку Волгу. Они вместе с нами в едином строю выступят и будут сражаться до последней капли крови, не пожалеют своей жизни на это святое дело. Это нам вдалбливают каждый день по многу раз.