Очаровательно-ленивая, мягкая, внешне рыхловатая Елена обнаружила гранитную стойкость характера. «Ненавижу этого спортсменишку. Если бы ты знала, как я его ненавижу!» – она устремляла невидящие глаза в одну точку, ломала карандаш и пальцы. Вопрос стоял остро: кому придётся покинуть дворец, Данюше или садисту тренеру.

Конверты с жалобами и заявлениями летели в районное и областное управление образования и спорта, в Министерства РФ… Лукавые, аморфные родители то присоединялись к Елене, то перебегали на сторону тренера, собирали подписи в его защиту.

Победила… любовь. Приезжий тренер нас заметил и, в ЗАГС сходя, благословил. В загс с Еленой, потому что ведь если от любви до ненависти один шаг, то, по арифметическому закону, от ненависти до любви ровно такое же расстояние. Так у Данюши появился отчим, которого он называл папой, и личный тренер в одном лице.

Елена съехала от Анны Исаевны. Собирая сумку, горько плакала, говорила, что ближе для них с Данюшей никого нет. Уволилась из корректоров и всей душой, всласть погрузилась в домашний уют, в цветоводство. Соблюдала режим, готовила полноценные обеды для своих спортсменов: со строго выдержанным количеством витаминов, белков и микроэлементов.

Данюша завоевал европейское золото среди юниоров. С лёгкой руки спортивного комментатора, стал Данко: снова и снова вырывал из груди пылающее сердце и освещал команде путь к победе. Семья перебралась в Москву.

С тех пор Зямбаево при любой возможности с провинциальной ревностью подчёркивало и выпячивало свою принадлежность к рождению и становлению олимпийской звезды. Средняя школа выделила бывший буфет под музей имени Д. Ветрова. Сам Ветров о том не подозревал, не имея свободной минутки, буквально раздираемый между нескончаемыми изнурительными тренировками, триумфальными выступлениями по всему Земному Шару и позированием для модных журналов.

– Чего ты жмёшься, чего куксишься? – сказала себе Ася. – В конце концов, может подруга юности уделить мне часик времени? Куплю бутылочку «Рябины на коньяке», для прикола – духи «Может быть». Посидим, посмеёмся, поплачем.

Самое трудное было раздобыть Еленин телефон. Одна её престарелая тётка померла, другая впала в детство. Ася по своему каналу вышла на нотариуса, через которую Елена тайно приезжала продавать поселковую квартиру.

Нотариус была должна Асе: как-то её любимая овчарка костью проткнула желудок, и Ася в ночь-полночь неслась не разбирая дороги, в соседний город к лучшему ветеринару. Сразу на операционный стол – спасли собаку. Тогда нотариус назвала Асю «наша крестная мамочка». Она и дала страшно засекреченный телефон, при условии, что Ася под страшными пытками её не выдаст за разглашение. Предупредила что, скорее всего, симка та разовая.

– Слушаю, – сочный, грудной, хотя и несколько замедленный голос Елены раздался так близко, будто она сидела рядом на кухонном диванчике. – Алё, кто это, не узнаю? У меня стёрлась записная книжка, восстанавливаю вслепую, такая досада…

– Елена, ты меня слышишь?! – завопила Ася. – Это Ася, Ася из Зямбаево, мы вместе работали, жили рядом… Алло?

В телефоне воцарилась пустота – будто его отключили, так что Ася ещё покричала «алло, алло» и поцарапала трубку. В ухо растерянно хохотнули:

– Приве-е-ет. Как ты меня наш… Впрочем, не важно. Слушаю. Как там, вообще… у вас?

Ася протарахтела новости: та эмигрировала в Новую Зеландию, отличник спился, двоечник стал олигархом. А в железнодорожном ДК, куда Ася с Еленой бегали на дискотеку – сейчас аквапарк, прикинь?!

– Вау, круто, класс, – пропела Елена, и Ася вспомнила, что она по полгода живёт в Америке.