– Мама, не верю. Да с какой радости замуж за незнакомого парня идти. Мне и так хорошо, без этих мужиков, семей, детей. Я сама себе хозяйка. Хочу, ем пряник, хочу – семечки.

– Дочь, умоляю, не сопротивляйся. Вот, смотри, – и Яга показывала на отражение в зеркале. – Вот еще, – и положила перед Василисой стопку глянцевых журналов, заполненных фотографиями Младшего.

– Час от часу не легче. Ага, красавчик-царевич. Нет, мама, мне это сокровище высокородное не сдалось! Не пойду!

Поникли плечи Яги, вокруг глаз углубились морщины. Как упрямой девице сказать, что только их с Иваном общий ребенок избавит мир от опасности. Выйдет дочь замуж, никуда не денется. Парень симпатичный, воспитанный, умный. А там стерпится – слюбится, как испокон веку было.

Лукавила мать:

– Не хочешь жить с ним, так и не надо. Нет в заклятии того, чтобы ты без любви рядом с чужим мужчиной до смерти была. Выйдешь замуж и свободна. В птицу обратишься, лети на все четыре стороны. Только не отвергай его сейчас. В этом году бабка твоя Мара опять в силу входит и будет покушаться на жизнь Ивана. А без него мы все погибнем. Девочка, помоги!

Плакала мать, рыдала дочь. Домовой за печкой завел тоскливую песню: «Как за синими горами, За долами и лесами…»

– Что же ты, Кузьма Егорович, похоронную песню раньше срока завел? Али чуешь что? Рано нас хоронить. Если предназначены друг другу Василиса и Иван, непременно встретятся и полюбят друг друга. Нам только ждать и надеяться остается, – грустила Яга.

Домовой пел, и слышала его одна хозяйка.

***

Зима в тот год стояла лютая. В холодные дни воробьи замерзали на лету. В ночь солнцестояния началась пурга. Говорят, человек тридцать замерзли в столичных сугробах

Вечером с верными друзьями Иван отправился проведать мотоциклы. Хоть и меняли приятели любимых железных коней на вездеходы и снегоходы по такой погоде, но присмотра и ласки они требовали.

В гараже было тепло и уютно, навязчивые «зайки» не мешали работе. Бугрились бицепсы, мощные мышцы ходили на спинах и груди, кое-где в прорехах новомодных рваных рубах проглядывали кубики пресса. Казалось, дыры на футболках приходились точно на те места, где выгоднее смотрелся рельеф молодых тел.

– Ого! – прокомментировал удар ледяного тарана в каменную стену Алешка.

– Не хило ударило, – вторил Сережка.

Иван молчал. Очередная деталь встала на место. Вдалеке кто-то печально напевал «Как за синими горами, За долами и лесами…».

– Алешка, слышишь?

– Да, прям буран сегодня. Ветер стены качает, – не поворачиваясь, ответил один из близнецов.

– Песню слышишь?

– Какую?

– Ну эту, народную. «Как за синими горами».

– Ты чего, Твое Высочество, какие еще горы?! Ветер воет, а тебе дурь всякая мерещится. Помощь нужна? Чего там у тебя? – Сережка вытер руки ветошью, привстал и повернулся к Ивану.

Очередной порыв ветра ударил в стену. Зашатались стеллажи. И началось. Алешка клялся, мотоцикл на Младшего заваливался неправдоподобно медленно, рассыпаясь в воздухе на детали. Сережка вторил брату: невидимый враг оторвал двигатель и, покрутив им в воздухе, опустил на ногу, крепко прижав Ваню к полу. Оба брата в один голос утверждали, что безмозглый металл так не летает.

Иван молча лежал под грудой обломков. Чего кричать, если он особо не пострадал. Младший наблюдал, как детали целенаправленно летели, прямо в голову, но отскакивали от невидимой преграды.

***

– Молодец, девочка, правильно. Держи его! – Яга за спиной дочери наблюдала, как щит отклоняет обломки от Младшего.

– Вот здесь подправь, – она ткнула пальцем в изображение. – Усилить надо немного, а с этой стороны ослабить. Так, отлично получилось.