Ил. 19. Крылов и Греч (с бокалом), в глубине слева направо: Смирдин, Хвостов и Пушкин. Фрагмент оригинального рисунка А. П. Брюллова для виньетки к первой части альманаха «Новоселье». 1833.

Так очерчивалось единое пространство российской словесности, в которое включались и давно почившие предшественники, и все ныне живущие писатели, и монарх как покровитель литературы, и рядовые ее потребители. Неслучайна «гордость при виде русских книг, до 16 000 творений заключающих»441, которую, по словам «Русского инвалида», испытывали гости в помещении библиотеки Смирдина.

Во время обеда мысль об историческом единстве русской литературы выразил старейший из присутствовавших поэтов, 75-летний Д. И. Хвостов. Он приветствовал хозяина небольшим стихотворением «На новоселье А. Ф. Смирдина»:

Употребление в этом контексте слова «юбилей» выглядит несколько курьезно: юбилеем новоселье лавки Смирдина определенно не было. Хвостов явно толкует это понятие расширительно – как редкий, особо значимый праздник443.

А еще через год Булгарин провозгласит возникновение в России «сословия литераторов», существующего «независимо от других сословий» и посвятившего себя «исключительно обрабатыванию одной отрасли»444. «Сословиям» такого рода присуще сознание группового единства, важности общего дела, уважение к своему прошлому и к профессиональным авторитетам. Таким авторитетом практически для всех русских литераторов, к какому бы лагерю они ни принадлежали, еще с середины 1820‑х годов был Крылов. Неслучайно его юбилей стал первым публичным празднеством нового «сословия» и одновременно актом официального признания литературы как реальной общественной силы.

Организатором юбилейного торжества в честь Крылова могла бы выступить Российская академия, членом которой баснописец был с 1811 года. Еще в 1823 году она присудила ему Большую золотую медаль, а в марте 1837‑го приняла решение заказать на свой счет его портрет и «поставить в зале собрания»445. Однако Академия никогда не отмечала юбилеи своих членов, а действующих литературных обществ в столице на тот момент, как мы уже констатировали, не было. Петербургский Английский клуб, в который Крылов вступил в 1817 году, имел традицию устройства больших торжественных обедов (как «годичных», так и по случаю важнейших государственных празднеств)446, но и там не было принято чествовать отдельных членов. В отсутствие институций, способных взять на себя такую инициативу, замысел почтить Крылова особым праздником возник в частном кругу. Это произошло в начале ноября 1837 года.

Импульсом, по всей вероятности, послужил еще один крупный литературный обед, данный Воейковым и его коммерческим партнером, купцом 1‑й гильдии В. Г. Жуковым, 6 ноября 1837 года по случаю открытия ими собственной типографии. Приглашены были практически все петербургские литераторы, за исключением Греча, Булгарина и О. И. Сенковского – личных врагов Воейкова. Среди гостей был и Крылов, занимавший за столом почетное место – так же, как на новоселье лавки Смирдина и, вероятно, ранее на чествовании Ансело.

Литературная борьба к этому времени достигла такого накала, что примирения «партий», хотя бы временного, на обеде не произошло. «Литературные аристократы» и их антагонисты, представители «литературной промышленности», держались подчеркнуто обособленно, что отмечают сразу несколько мемуаристов