– Оставляйте, Ленка на кухне, – сказала она и, поманив к себе пальцем ребенка, достала из кармана халата конфетку помадку без бумажки и дала девочке: «нАкось!»

Иван с Алевтиной зашли на кухню предупредить бабу Лену. Она варила на плите еду. Вокруг стояло еще пять-шесть женщин. Они в ярком гуле готовили пищу, кипятили воду, стирали. Было несколько детей, которые играли прямо на каменном полу.

– Как хочешь, Ваня, завтра я ее сюда не приведу. А, если на кухню убежит? Там очень опасно! Ведь ни Марфа, ни Лена не догонят! Мариночка у нас такая шустрая!

Придя на работу, Иван сразу с утра пошел в кабинет к директору. В «стране рабочих и крестьян» инженер не был человеком второго сорта, но ему было положено все по остаточному признаку: ордена, квартиры, путевки на отдых, детские сады для детей. Из кабинета директора Иван Михайлович вышел с запиской: «Ребенка Ремизовых принять в детское учреждение сверх установленной нормы». Так Марина в возрасте около трех лет оказалась в фабричном детском садике.

Глава IV. РАБОТА И НОВЫЙ ДОМ. ЛЕТО – ОСЕНЬ 1960 ГОДА

Сестра Ивана, Екатерина Михайловна, жила рядом в соседней комнате. Семьи она не создала. Все свое время Катя проводила в техникуме, который она и организовала при фабрике. Алевтина два раза в неделю читала там лекции по экономике. Она, может быть, и не стала бы этого делать (на работе задерживалась, дети, огород), но для вступления в члены партии (КПСС) нужны были рекомендации. Иван с Катей партийные, но они же родственники…

Основной причиной было то, что сдавать свои отчеты по планированию деятельности фабрики Але необходимо было в Москве. А это не только раз в месяц съездить туда! Были квартальные отчеты, пятилетнее планирование и выполнение указаний съезда партии. За все расчеты отвечала она – Алевтина. Когда она ехала туда с директором, то он за нее, беспартийную, ручался внизу у милиционеров, охранявших министерство. Он-то, конечно, был партийным! А когда Аля ехала в министерство одна, то посылали с ней кого-нибудь партийного из заводского Парткома, чтобы поручился за нее в столице на входе в здание. Чаще всего это была Нюрочка Валяева. Она гордо говорила дежурному милиционеру на входе: «РучАюся за нее!» Потом пальцами с грязными ногтями макала ручку в чернильницу и медленно выводила свою фамилию. Затем Нюра усаживалась там же у охраны на лавку и по несколько часов ждала Алевтину сдающую отчеты. Когда ехали назад, то устраиваясь на директорское место впереди с водителем, частенько она выговаривала Але, что заждалась её. Нюра была известной «партийкой». Постоянно выступала на собраниях партийной ячейки и любила начинать (или закончить) свое выступление фразой: «КУды годится?! – НикудЫ не годится!!!» Для руководства Алевтины, занимавшей должность начальника планово-экономического отдела, вопрос о вступлении её в члены КПСС «встал ребром» и неоднократно озвучивался на совещаниях.

– Надо решаться, Аля! Вступай в партию, – советовал Иван,

– Конечно, партийная учеба и собрания, партийные поручения занимают много времени. Но, управимся!

Вопрос со вступлением в члены КПСС за год был решен. Легче не стало, но унижений с «поручительствами» за Алевтину в министерстве больше не было.

Вот так все Ремизовы и жили большой семьей под одной общей крышей отцовского дома, как говорится «в тесноте, да не в обиде», пока не отрезали в «хрущевские времена» приусадебные участки, проложив за ними новую улицу.

Новая сельскохозяйственная политика вступила в силу и фраза: «Все вокруг колхозное, все вокруг моё» появилась в обиходе людей. Она начала давать и свои плоды. Появились налоги на скот и на каждое посаженное дерево. Все меньше желающих было заниматься земледелием и держать домашних животных. Жители деревень потянулись в рабочие поселки и города. Возникла необходимость в новых небольших участках для приусадебного хозяйства. Земли у Ремизовых стало меньше, а огород все еще играл большую роль в обеспечении овощами семьи. Без своей картошки не мыслила жизнь ни одна семья в рабочем поселке Стариково. В магазинах продуктов всем не хватало. Тут и появилась мысль у Ивана с Алевтиной заиметь собственное жилье на небольшом, остатке своей бывшей усадьбы. Отнесли они заявление в сельский совет. Его рассмотрели и выделили небольшой надел размером чуть более восьми соток. Нормы того времени предполагали выделение участков не более пятнадцати соток по количеству членов семьи, а оставшаяся пашня от старого дома имела их почти шестнадцать. Этот остаток и разделили на два маленьких надела. Восемь соток для семьи Ивана и Алевтины было меньше, чем у других соседей, но просить изменить решение в Поселковом Совете Стариково Иван Михайлович категорически не захотел. Оставшиеся от участка еще одни восемь соток несколько лет стояли пустые, так как всем хотелось для домашнего хозяйства приусадебный участок земли не менее десяти соток.