В школе учителя были строгие. Они не хотели видеть будущее в розовых очках. Был историк, который говорил, что за окнами нас ожидает фига с маслом.

Мы смеялись.

Теперь, по прошествии стольких лет мне хотелось бы знать, кому досталось масло?


Голда въехала в советскую столицу за лихими проделками: знайте, евреи тоже что-то могут…

Она ожидала ответной реакции.

И, в сущности, дождалась ее…


4


…Такое впечатление, что в 1948 – 1949 году в Советском Союзе все совершали ошибки.

Ошибку за ошибкой.

Даже поздравительные адреса писались так, что были очень похожи на доносы.

Еще в 1938 году, первый секретарь ЦК Компартии Украины Хрущев строчил Сталину задушевные послания: «Дорогой Иосиф Виссарионович! Украина ежемесячно посылает 17—18 тысяч репрессированных, а Москва утверждает – не более двух-трех тысяч. Прошу принять срочные меры. Любящий Вас Н. Хрущев».

Сталин ему ответил:

– Уймись, дурак.

Сказать то же Сталину – оказалось некому. Его окружали проходимцы и партийные чинуши. Разумеется, в том числе и евреи. Вот факт из интервью генерала Н. Павленко. Правда, дело было в конце мая 1942 года. Только что Резервный и Крымский фронты потерпели жесточайшее поражение. Представителем ставки здесь был Лев Мехлис, одиозная личность. Он вошел в кабинет Сталина в тот момент, когда у него находился начальник тыла Красной Армии Хрулев. Не говоря ни слова и не смущаясь присутствием Хрулева, Мехлис стал на колени. Сталин пытался отойти в сторону, но Мехлис, обливаясь слезами, пополз за ним. При этом поносил себя самыми ругательными словами, называя себя «паршивым жидом»…

Сталин, конечно, простил этого пса…


Тысячи евреев во время войны бежали из Киева, Минска, Риги, Ленинграда и Москвы, спасаясь от наступающих немецких войск. Мы уходили из горящей Полтавы, когда немцы, в сущности, входили в город с другой стороны.

Фашисты приходили под лозунгом освобождения украинцев и прибалтов от «еврейского господства». Немецкая пропаганда работала во всю. И люди на оккупированных территориях стали захватывать дома, квартиры и прочую собственность евреев…

Когда возвратились в Полтаву, нам рассказывали, как из нашей квартиры вытаскивали все подряд, а большой портрет отца, в форме офицера Красной Армии, использовали во дворе в качестве мишени…


Один из руководителей советских органов безопасности в книге воспоминаний пишет: «Помню, как Хрущев, тогда секретарь коммунистической партии Украины, звонил Усману Юсупову, секретарю коммунистической партии Узбекистана, и жаловался ему, что эвакуированные во время войны в Ташкент и Самарканд евреи «слетаются на Украину как вороны».


…Мы тоже «слетелись».

Дед тосковал, часто пел украинские песни. Как только освободили Полтаву, стал требовать: «Хочу на родину».

И мы уехали.


Ответственный работник НКВД далее продолжает: «В этом разговоре, состоявшемся в 1947 году, он, (т. е. Хрущев – Л. Ф.), заявил, что у него просто нет места, чтобы принять всех, так как город разрушен, и необходимо остановить этот поток, иначе в Киеве начнутся погромы» (Павел Судоплатов, Спецоперации, Лубянка и Кремль 1930—1950 годы, М.,«Олма-пресс», 1999, стр.473—474).

Можно, конечно, понять сложности городского руководства Киева, только не надо забывать, что сто тысяч евреев Киева, расстрелянные в Бабьем Яру, освободили свои квартиры навсегда.


Председатель Еврейского антифашистского комитета Соломон Михоэлс всячески старался защитить интересы евреев-беженцев в имущественных и жилищных вопросах. Министр внутренней безопасности Абакумов же стремился доказать, что попытки комитета защитить евреев-беженцев были проявлением еврейского буржуазного национализма. Письмо Абакумова отражало обеспокоенность местных партийных руководителей, которым приходилось заниматься этими проблемами…