Биография Степана Плюшкина не только раскрывает реальные истоки его всепоглощающей страсти (накопление), она отражает то, до какой глубочайшей деградации может дойти человек в определенных социальных условиях.

И здесь мы явственно слышим гневный голос автора: «И до такой ничтожности, мелочности, гадости мог снизойти человек! Мог так измениться! И похоже это на правду? Все похоже на правду, все может статься с человеком».

Но чем больше овладевала Плюшкиным жажда накопления, тем ничтожнее становилась его жизнь, он сам.

Духовное оскудение человека, его нравственное падение вызывают авторские чувства горечи и скорби. Именно в этом эпизоде показана, пожалуй, наибольшая мера угасания человеческого. Наибольшая, потому что Плюшкин был не всегда таким, каким он предстает перед нами в шестой главе.

Нельзя не сказать о такой показательной детали портрета героя нашего эпизода, как глаза. Дело в том, что глаза – наиболее яркое воплощение духовности. И вновь здесь контраст живого и мертвого, омертвление живого обозначается именно описанием глаз. О глазах Плюшкина говорится: «…маленькие глазки еще не потухли и бегали из-под высоко выросших бровей, как мыши, когда высунувши из темных нор остренькие морды, насторожа уши и моргая усом, они высматривают, не затаился ли где кот или шалун мальчишка, и нюхают подозрительно самый воздух».

Истинно велик Гоголь и в психологической характеристике своих персонажей. Обратим внимание: скупость Плюшкина он показывает в действии и, что особенно замечательно, не в том, как он скупился, а в том, как он «расщедрился». «Поставь самовар, слышишь, да вот возьми ключ да отдай Мавре, чтобы пошла в кладовую: там на полке есть сухарь из кулича, который привезла Александра Степановна, чтобы подали его к чаю!.. Сухарь-то сверху, чай, поиспортился, так пусть соскоблит его ножом.»

Сложность внутреннего мира человека, сочетание в нем света и теней реализуется как в ткани всего художественного произведения, так и в рассматриваемом эпизоде.

Так, Плюшкин, услышав имя своего школьного приятеля, проявляет себя с неожиданной стороны. «И на этом деревянном лице вдруг скользнул какой-то теплый луч, выразилось не чувство, а какое-то бледное отражение чувства, явление, подобное неожиданному появлению на поверхности вод утопающего.» Но это лишь минутка.

Герой на минутку как бы перестал быть Плюшкиным с тем, чтобы позднее снова сделаться им, и на этот раз окончательно, бесповоротно, навсегда.

Страшная скупость создала непроходимую пропасть между Плюшкиным и его детьми. И по отношению к ним он не питает никаких чувств, и для них он не желает пойти ни на какие, даже самые незначительные жертвы.

Накопительство Плюшкина превращается в собственную противоположность, приводя к самому дикому, бессмысленному уничтожению созданных трудом человека ценностей. Скопидомство и расхищение, накопление и уничтожение – все это неотделимо друг от друга, все это сливается в единый процесс его жизни.

Этот эпизод не просто завершает собой галерею помещичьих мертвых душ. Плюшкин среди них наиболее зловещий симптом неизлечимой смертельной болезни, которой заражен крепостнический строй, предел распада человеческой личности вообще, «прореха на человечестве». Вот почему Гоголю казалось важным раскрыть этот характер в развитии, показать, как Плюшкин стал Плюшкиным.

Вероятно, поэтому в этом эпизоде все строго и просто. Это проза в полном ее развитии и расцвете. Сколько здесь коренных русских слов, которые Гоголь посолил украинским юмором: «…всякое дерево – шитое, точеное, лаженое и плетеное: бочки, пересеки, ушаты, лагуны, жбаны с рыльцами и без рылец, побратимы, лукошки, мыкольники…».