– Почему ты вспомнил эти стихи? – спросила Ника, посмотрев в телефоне эти строки. Николай Ушаков. "Накануне", о предвоенном рассвете. Однажды такое уже было – в Синеозерске Наум процитировал в кафе стихотворение об утренней росе на цветах и тишине за пять минут до начала войны… А вскоре они узнали о готовящейся диверсии, и времени до пасхальной ночи, когда злоумышленники должны были привести замысел в исполнение, оставалось катастрофически мало… Спонтанное гадание на стихах безошибочно предсказало грядущие испытания. И почему сейчас Виктору пришли в голову именно строки о "рассвете предвоенном"?
– Да так, посмотрел на эти волны… А что? – Виктор тоже взялся за телефон. – Блин. Ничего себе процитировал. Как бы опять в диверсию не вляпаться, на проходимцев не нарваться и киллеров по кустам не гонять!
– И машину заброшенную не обнаружить…
*
Севастопольские таксисты довезли их только до Ялтинского автовокзала – ехать по городу они не могли – "нельзя, начальник, уже не наша территория".
Нарочито скромный посадочный комплекс с неброской вывеской синими буквами, символизирующими море и полет чайки, расположился в начале реки, наподобие Кронштадтского Обводного канала или Крюкова канала и пронзал весь город до самого моря.
– Интересно посмотреть, – Морской потянул Нику за руку к зданию, – как тут все изменилось с тех пор, как нас возили сюда из Артека…
За автостанцией высились бело-голубые в утреннем свете горы. Неустанно кричали зазывалы, приглашая на Поляну сказок, канатную дорогу и в другие увлекательные поездки по Ялте и окрестностям… Где-то на головокружительной высоте действительно скользили по невидимым снизу тросам кабинки – не крупнее желудей.
– Ого! – воскликнула Ника. – Впечатляет!
– Даааа, – Морской приложил руку козырьком ко лбу. – Надо будет проехаться. Не слабо. А еще наймем извозчика и поедем в Ореанду встречать утреннюю зарю, как герои Чехова. Ты не возражаешь?
– Туда и пешком дойти можно, – Ника смотрела карту в телефоне, – что за сибаритство, Витя?
– Я цитирую классика, если ты не поняла… В те времена ходить пешком считалось не комильфо.
– А идея хорошая. Мне хочется посмотреть на то место, которое воспел Чехов…
– Все для тебя, женка моя, – Виктор обнял Веронику, прижался щекой к ее волосам, теплым на солнце. – Мне здесь уже нравится. Настоящая осенняя сказка. И почему я только не поэт!..
– Может, и стихи слагать начнешь, – взяла его под руку Вероника, – Ялта многих вдохновляет на творчество… Ух ты, слышишь? Тут есть даже ферма крокодилов. Сходим?
– Заметано, самому любопытно. "По улицам ходила большая крокодила", – пропел Виктор.
– "Она, она голодная была! – подхватила Ника. – Увидела француза, и цап его за пузо, она, она голодная была"!
– Хорошо, что хоть не китайца, – прыснул Виктор, – а то рифма была бы 18+! О, зацени: Ялта уже и на меня действует, вот я и начал стихотворчеством заниматься!
– Что б хорошее сочинил, хулиган, – рассмеялась Вероника.
За их спинами раздались звук падения, громкий детский плач. Потом – яростный женский вопль и глухие звуки ударов.
Обернувшись, Ника и Морской увидели, что на ступеньках сидит рыдающий мальчуган лет трех, а молодая женщина с перекошенным лицом фурии, видимо, его мать, колошматит пакетом и сумкой по голове и плечам охранника Морского, Гошу. Парень так обалдел от неожиданности, что только закрывался руками.
Зато Федя, Сева и Лидина не растерялись. Они уже неслись к месту баталии. Сева на бегу уже выхватил пистолет и клацнул курком. Гоша вышел из ступора. Он ушел от очередного удара, а следующий отбил. У пакета звучно лопнули ручки. Он описал в воздухе великолепную параболу и, осыпав людей всем своим содержимым, шлепнулся на голову курившему возле своего автобуса шоферу.