Путь во дворец не занял у Лутцио много времени. И вот он уже поднимается по ступенькам к главным воротам дворца. Ни один бард в своих песнях и ни один поэт в своих стихах не смогли бы описать красоту архитектурной мысли, которая была воплощена в постройке данного дворца. И, конечно же, никто не знал, сколько золота потрачено на возведение стен из чёрного вулканического базальта или же окон, украшенных витражами из тысяч мелких разноцветных кусочков, собранных в отдельные картины и вставленных в золотые рамы. На последней ступеньке перед воротами, ведущими внутрь, стража преградила ему путь. Уже ставшей дежурной фразой один из стражников дворца спросил:

– Стой. Кто таков будешь?

Лицо Лутцио скривилось от такой наглости, злость потихоньку начинала клокотать у него в груди. Чтобы какой-то солдафон и не узнал его, совсем их там в армии уважению не учат.

– А ну пошёл прочь, челядь. На солнце, что ли, перегрелся? Не видишь, перед тобой сам Архиепископ стоит.

Стражник слегка опешил от такого ответа, но большого смысла ему не придал и снова повторил:

– Стой. Какова цель визита?

Злость разлилась бурным потоком по всему телу, лицо покраснело и теперь Лутцио напоминал раскалённый чайник, который вот-вот закипит.

– Ещё одно слово, и я тебя вздёрну на виселице, чёртов идиот, да император тебе голову отрубит, олух ты этакий.

Точка кипения была всё ближе, но тут ворота распахнулись, и в них показался сам император. В то же мгновенье все стражники склонили голову и приложили сжатый кулак правой руки к своей нагрудной броне.

Высокий, статный брюнет с карими глазами, он был одет, как подобает правителю. Императорская красная мантия с изображением зелёного Альфина развевалась на ветру, мифическое существо являлось главным символом его фамильного герба. На голове правителя была корона из белого золота, инкрустированная драгоценными камнями. А за поясом висел полуторный меч, рукоятка которого напоминала по своей форме так же голову Альфина, а лезвие мерцало ярким синим светом от нанесённых на него боевых рун. Именно этот клинок являлся символом императорской власти.

– Ну, не кипятись, старина Лутцио. Он новенький, только вчера взяли из местных, – с добродушной улыбкой проговорил Эндалор, неспешно подойдя к гостю и похлопав его по плечу. – Лучше пройдём внутрь, мои слуги уже всё подготовили.

Лицо Архиепископа скривилось в вымученной приветливой улыбке, и это похлопывание по плечу его только раздражало, он вообще не понимал, зачем все эти жесты, ведь друзьями они никогда не были. Они лишь взаимно уважали власть друг друга.

Пройдя в тронный зал, император пригласил его за круглый дубовый стол для переговоров. Убранство дворца Лутцио никогда не нравилось, оно казалось ему слишком простым. Кованые массивные люстры, шкуры животных, как висевшие на стенах, так и лежавшие на полу, огромные гобелены, свисавшие из-под самого потолка, с изображением герба императора и, конечно же, трон, вытесанный из цельного куска камня и украшенный драгоценными камнями.

Беседа обещала быть длинной. Слуги подали горячее блюдо.

– Мой дорогой друг, так какой же срочный вопрос привёл тебя в мою скромную обитель? – учтиво начал Эндалор, ему нравилось говорить в такой манере с Лутцио, он прекрасно понимал, что того это раздражало, и получал неподдельное удовольствие. Ведь сильные мира сего искренне недолюбливали друг друга.

– Я бы хотел с тобой обсудить ситуацию, сложившуюся у нас за последние месяцы, а именно то, что количество иноверцев в нашей столице растёт, их вера расползается, словно зараза, вселяя в умы и души наших подданных ложные идеи и ученья. А такое течение дел подрывает как мой авторитет, так и твой, – в такой же учтивой манере произнёс Лутцио, но его еле заметное волнение выдавалось тем, что он уже несколько минут аккуратно поправлял столовые приборы рядом с собой, хотя они и так лежали безупречно.