Иоффе уехал в Японию, сначала в неофициальном статусе, а затем получил мандат советского полномочного представителя в Японии и неофициальный визит принял официальный характер.

Троцкий в инструкции просил старого друга: «Было бы полезно, если бы Вы в форме, Вас ничем не связывающей, проверили, насколько серьезны и реальны намерения японского правительства на этот счет, думает ли оно уплатить наличными (или товарами) или же намерено списать соответственную сумму с наших так называемых долгов Японии? Продажа Сахалина сейчас нами не предполагается. Но мыслимо такое осложнение европейского положения, при котором мы можем счесть целесообразным крупнейшие уступки Японии в Северном Сахалине (долгосрочная аренда и пр.) в обмен на золото или на оружие. Под этим углом зрения Вам надлежит произвести серьезную, но осторожную разведку и сообщить в спешном порядке Ваши выводы».




Прибытие Иоффе в Японию. Фото из советского иллюстрированного журнала «Прожектор».

А в мае 1923 года Политбюро приняло новое решение: «Сообщить т. Иоффе, что Политбюро не возражает против дальнейшего ведения переговоров в направлении продажи о. Сахалина, причем сумму в миллиард считать минимальной, это предложение должно быть вначале сделано т. Иоффе с тем, чтобы он имел возможность запросить свое правительство. Сумма должна быть внесена или вся, или в размере 9/10 ее наличными, причем на эти суммы не могут быть обращены никакие расчеты между Японией и Россией».

Но на этом же заседании Политбюро противники продажи Сахалина провели блестящий бюрократический ход – была образована комиссия для «определения экономической и стратегической ценности о. Сахалина».

Комиссия определила минимальную стоимость Северного Сахалина в полтора миллиарда, и резюмировала, что «намеченная Политбюро сумма в млрд золотых рублей является поэтому серьезной уступкой японцам».

Таких денег у переживающей серьезный экономический кризис Японии просто не было, поэтому идея покупки Северного Сахалина быстро сошла на нет.

А последнюю оккупированную территорию Советская Россия вернула только в 1925 году. Но об этом – в свое время.

"Султанша любви" и киномордобой


Сегодня – очень простая, не требующая объяснений карикатура. Правда, созданная во времена, когда коммуникации посредством нанесения телесных повреждений не считались чем-то предосудительным. Особенно, если били в целях приобщения темного населения к высокой культуре.




Поэтому сегодня будут не объяснения, а введение в контекст.

1922 год, по которому мы путешествуем – это сразу после полной задницы. 1920-21 годы – пик разрухи в стране. После летней засухи 1921 года от голода страдали 25 миллионов людей. Страна пережила полный абзац, который прошелся по всем сферам, в том числе и по кино.

В Москве – кинематографическом центре страны – в 1920 году были закрыты и разграблены все кинотеатры, кроме одного – «Художественного» на Арбатской площади. Кинопроизводства тоже нет, никто не снял ни одного метра пленки.

Но 1922 год – не 1921-й. В стране объявлен НЭП, разрешена предпринимательская деятельность, и многие сферы оживают на глазах, в том числе и кино. Синематограф неожиданно оказался самым доступным развлечением. Рестораны и кафе большинству населения не по карману, театры и цирки требуют содержания большой труппы… А для кино нужна только проекционная установка, обслуживающий ее киномеханик, простыня на экран, да помещение, куда можно натаскать лавки и стулья. Стартап запущен, начинай продавать билеты!




Но была одна серьезная проблема – фильмы. Своего кинопроизводства нет, то, что было когда-то – надежно развалено. Лучшие режиссеры вроде Протазанова или Ханжонкова эмигрировали, главный герой-любовник Иван Мозжухин также пребывает в Париже, кинозвезда всея Руси Вера Холодная умерла в 1919 году в Одессе от «испанки».