– Мы со Сью часто развлекаемся игрой на всяком. Только она еще и поет, не рассказывала? Играть пока не очень выходит, да, но поет отлично. И песни пишет, уже целую кучу создала.

Вообще, тут он не прав. Играла я вполне сносно, особенно простые вещи. Да, на гитаре и пианино, а не на ста восьмидесяти двух инструментах. Однако, в глазах Джереми тут же возник охотничий азарт.

На следующий день мы встретились после занятий на стоянке велосипедов, чтобы пройтись пешком. Дже прожужжал мне все уши гениальным планом, родившимся ночью:

– Мы будем выступать вдвоем. Начнем с бара отца, он нас точно пустит, это я беру на себя. Попробуем каверы, а там наши песни прорепетируем. А как закончим универ, махнем по всей стране. Только представь, ты и я, летим на моем мустанге по степям, выступаем в каждом маленьком городке. О нас будет говорить все! Так и до Холмов Митавры доберемся.

– Ну прямо нас там заждались. Ты не видел ни одной строчки, написанной мной, я не была в баре. Тебе не кажется, что ты, ну, слишком спешишь что ли?

Конечно, он так и остановился посреди тротуара. Хорошо, что здесь велодорожки идут отдельно, в моем родном городе его бы сразу сбили.

– Да мы катастрофически опаздываем! Это же такая хорошая идея, что надо бежать, чтобы вообще что-то успеть, да хотя бы оставаться на месте.

Подметив цитату, я поняла, что книги мы читали в детстве одинаковые. Не человек, а сплошное совпадение. Так что не удивительно, что я не смогла устоять. И уже через пятнадцать минут мы ели самые вкусные острые бургеры в мире. Я все еще думаю, что это лучшая еда на свете. Потом мы осматривали сцену. Тогда я в этом не понимала вообще ничего, абсолютно, поэтому мне понравилось. Понравилось, что была гитара с блестками, легкая, как перышко. И высокий табурет рядом с микрофоном. И даже куча проводов вокруг. Хотя, Джереми почти сразу инструмент меня ее отобрал. Сказал, что девчонка с гитарой смотрится странно (особенно с блестками. Блестки вообще – фу). И вообще, он играет, я пою. Нечего тут.

Сейчас для тебя это звучит забавно, но тогда именно Джереми принимал решения. Мне оставалось только кивать и улыбаться, как обычной девчонке. На самом деле это только кажется, что плыть по течению легко. Соглашаться, упираясь лбом во внутренний барьер своего эго и маленького «хочу», твердо общая себе, что однажды твой тоненький голосок услышат. Зато, как научишься стоять на своем, уже не свалишься. Самое забавное, что при всем этом именно с Дже у нас не было ничего «моего» и «твоего». Только наше.

Помню, в тот же вечер, мы засели с ним на чердаке родительского дома, прямо под маминым флюгером, и он внимательно вчитывался в каждую строчку моих восьми (восьми тысяч) тетрадок с текстами.

– Хорошо, что твой отец разболтал этот секрет. Серьезно, ты могла бы вообще не рассказать. Но это то, что другие должны знать. У тебя талант. Я не шучу.

– Конечно, ты не шутишь, – в тот момент я и сама была настолько серьезна, насколько это вообще возможно, – я и сама считаю себя талантливой. В конце концов, не просто же так меня взяли в университет без экзамена. Им вообще публикации в Глабере оказалось достаточно. И они сами мне написали. Вообще, знаешь, не плохо сложилось.

– Более чем. Это же главный литературный журнал, – Дже аж присвистнул, – ты просто шкатулка с сюрпризами!

– Булочка с изюмом, изюм я не люблю, – вспомнила любимую присказку, – да не, на журнал мне сиренево, это отец отправил. Понимаешь, маме очень хорошо подходит местный климат, плюс для таких, как она тут есть специальный центр. Сегодня утром перевезли, наконец-то. Если мы будем жить здесь, то сможем ее навещать. Она почти даже понимает происходящее. В общем, отец нашел, что универ берет типа талантливых…