Озабоченность Н. В. Калачова обоснованием достоверности Русской Правды была отнюдь не беспочвенной, поскольку отношение к ней историков, юристов, государственных деятелей и иных лиц сразу после ее опубликования было неоднозначным. Сам же этот ученый признавал Русскую Правду частным сборником законов, обычаев и судебных решений, размещенных без особой системы и какой-либо логики. Аналогичного мнения придерживался М. Ф. Владимирский -Буданов, полагая, что Русская Правда представляет собой ряд сборников, составленных частными лицами из княжеских уставов, обычного права и частных византийских источников [13].

Н. Л. Дювернуа занимал прямо противоположную позицию. По его мнению, «Русская Правда представляет собой непрерывное, независимое от какого-либо внешнего, постоянного местного авторитета собрание юридических положений». Поэтому вполне естественным выглядит стремление к ее повсеместному переписыванию как источника поучений, как лучшего руководства для разъяснения вопросов судебной практики[14].

В. О. Ключевский видел в Русской Правде лишь церковный судебник, которым должны были пользоваться церковные судьи при рассмотрении уголовных дел по обвинению с лужителей церкви в совершении преступлений, не подсудных церкви. Свои выводы он обосновывал двумя обстоятельствами: 1) отсутствием в Русской Правде норм, закреплявших порядок проведения судебных поединков (поля), осуждаемых церковью; 2) нахождением текста данного источника права в составе церковных сборников Кормчей книги и Мерила Праведного.

М. Т. Каченовский вообще отрицал способность славянских народов иметь письменность, заниматься торговлей, иметь деньги, полагал, что на Русь деньги пришли не ранее XIII в. из Ганзы. С учетом этого обстоятельства он полагал, что не только в России, но и во всей Европе до XIII в. не было ни городских общин, ни принимаемых ими законов. Соответственно, Русская Правда как письменный источник права если и могла появиться в Древней Руси, то не ранее XIII в.[15]

Довольно распространенным среди историков и юристов был взгляд на Русскую Правду как источник, составленный посредством заимствования норм зарубежного законодательства. Однако четкой ясности относительно того, какая правовая система была положена в основу русского права, среди сторонников данного воззрения не было. Одни из них видели в Русской Правде влияние варяжских и германских законов[16], другие – римско-византийского права. Так, Н. А. Максимейко текстуально сравнивает фрагменты Дигест со сходными положениями Русской Правды и достаточно убедительно показывает производный характер последних от первых. Он уверен, что именно путем компиляции норм римского права был подготовлен текст русского закона[17].

Первым российским ученым, выступившим против Г. Ф. Миллера и других немецкий ученых, пытавшихся обусловить начало русской государственности и права призванием на Русь варяжских князей, был М. В. Ломоносов. Он выявил исторические факты, свидетельства самостоятельного формирования Древнерусского государства и права славянскими племенами с участием чудских (угро-финских) племен и изложил их в монографии и ряде других работ[18].

В настоящее время достоверно доказано, что российские правоведы XVIII—XIX вв., отстаивавшие понимание Русской Правды как подданного источника древнерусского права, были правы. Понятно, что подобное понимание происхождения основного источника древнерусского права не основывается и не может основываться на конкретных исторических фактах, так как они не сохранились до наших дней. Основной аргумент видится в общей логике становления права как социального явления в период перехода от общинно-родового строя к классовому, основанному на частной собственности, имущественной обособленности индивида, его семьи и отчуждении от общества и остальных его членов. Необходимые нормы гражданского и семейного права были сформированы самим древнерусским обществом задолго до возникновения государства и его законодательства и прихода варягов