Для убедительности он даже зевнул, и Унимо решил, что он хочет скорее услышать другие вопросы.

– Что такое реальнейшее? – спросил он.

– Это слова… очень много слов. И все они не на своих местах, но можно попытаться немного упорядочить их. Даже не знаю, как объяснить. Слишком сложно, – покачал головой Верлин.

– Это бездна скорби, тёмное-тёмное бесконечное небо, космос. Это когда думаешь о том, что жизнь в этом мире когда-нибудь – и, по настоящим меркам, очень скоро – прекратится, и везде, где бы она ни начиналась – прекратится, а потом забудешь о том, что ты когда-то, ещё в детстве, уже смирился с этим.

– Это люди, много людей, которым нужна помощь. Всегда нужна помощь, а ты иногда можешь им помочь, а иногда – нет. И тогда ты чувствуешь себя полным ничтожеством, тогда ты ненавидишь всех этих людей.

Унимо внимательно посмотрел на Тэлли, пытаясь понять, что она имеет в виду. Он слышал, что все они говорят правду, и что он должен как-то обдумать всё это. Возможно, он поймёт позже.

Верлин тоже посмотрел на Тэлли:

– Тебе ведь нельзя об этом говорить? – удивлённо спросил он.

– Да, конечно, – преувеличенно резко сказала она. – И что, пожалуешься Айл-Форину? Ты-то ведь можешь не только говорить.

Верлин казался смущённым:

– Нет, что ты… я вовсе не… я просто не думал, что ты…

Поскольку Мастер Слов не нашёл слов, чтобы продолжить, Унимо решил задать следующий вопрос:

– Чему может научить меня Айл-Форин?

– Всему, чему ты захочешь научиться, – без промедления ответила Тэлли.

– Согласится ли он учить меня?

– У нас тут не клуб оракулов, – отозвался Верлин.

Унимо задумался. Ему казалось, что спрашивать больше не о чем. Точнее, нет ничего, что он хотел бы узнать прямо сейчас. Но нельзя было упускать такую возможность. Мельком взглянув на Тэлли, он спросил, смотря на Верлина:

– Айл-Форин – хороший человек?

– Что за дурацкие вопросы, – пробормотал Верлин.

Но Долора ответила:

– Если следовать вашему вопросу буквально, тому, что вы в него вкладываете – то, вероятно, нет. Совсем нет. Но, на самом деле – да, он очень хороший.

– Понятно, – саркастически усмехнулся Унимо, отдавая должное такому прекрасному ответу.

На самом деле, его вопрос был подготовительным для следующего.

– Почему Айл-Форин и Тэлли поссорились? – спросил он, и Тэлифо впервые посмотрела на него ненавидящим взглядом, от которого у него почти потемнело в глазах и неприятно заныло где-то в солнечном сплетении.

– Из-за того, что она нарушила правила реальнейшего, – нехотя сказал Верлин.

– Из-за того, что Тэлли слишком хорошо к нему относилась, – это Долора.

– Тэлли, не злись на меня. Я хотел помочь тебе – точнее, хотел узнать, смогу ли я помочь тебе. Ты не сердишься? – спросил Унимо, понимая с ужасом, что это выглядит как самая примитивная месть, хотя он совсем этого не хотел. – Тэлли, пожалуйста…

Тэлли красноречиво промолчала, поднимаясь на ноги. Все поднялись следом за ней и побрели в сторону зданий Дома Радости, которые уже светились окнами в упавших на сад фиолетовых весенних сумерках.

Когда Унимо с Тэлли уже выходили из Дома Радости, они снова встретили врачевателя Грави Эгрото.

– Был рад убедиться, что ты здорова, тари Тэлифо, – учтиво сказал он, приподнимая шляпу. – Хотел бы, чтобы ты заходила к нам чаще.

Тэлли от этих простых слов передёрнуло, и она вышла за ворота так быстро, что Унимо с трудом поспел за ней.

К булочной они подошли уже в полной темноте. Ближайший фонарь находился за пару кварталов, так что Тэлли долго искала в своей сумке ключ и пыталась открыть замок.

Унимо, окружённый враждебной темнотой, чувствовал себя ужасно: ему казалось, что он страшно виноват перед Тэлли, с которой ему вот-вот предстояло проститься, может быть, навсегда.