b) Систематика.

Чтобы оценить «Сентенции» Роберта Мелунского как систематическое достижение, придется обратиться прежде всего к тексту, который мы встречаем в Брюггской рукописи, поскольку здесь собственная работа нашего схоласта более обширна, чем в Инсбрукском манускрипте и в Cod. Reg. 7 G II Британского музея. Но текст из Брюгге – это тоже корпус, хотя и огромных размеров. Невозможно с полной уверенностью сказать, были ли «Сентенции» Роберта, подобно более поздним великим суммам Александра Хайесского, Альберта Магнуса, Фомы Аквинского, Ульриха Страсбургского, Герхарда Болонского и т. д., не завершены рукой автора, или же полный текст произведения не сохранился в рукописи. Тот факт, что круг вопросов, рассматриваемых в Парижском сборнике, не выходит за рамки содержания Брюггского текста, делает первое предположение более правдоподобным.

Расширение такого огромного по объему произведения, как «Сентенции Робера», требует от автора высокой степени систематичности. Для того чтобы придать обзор и ясность этой массе материала, оживить и развить линии аргументации, избежать повторений, не нарушить связность за счет накопления второстепенных и третьестепенных вопросов, необходимы архитектурное мастерство, предрасположенность и понимание систематики. Роберт фон Мелун предстает перед нами как опытный систематизатор в конце пролога к полному произведению, а затем и в процессе реализации своего труда. По его собственным словам, задача, которую он поставил перед собой, будет выполнена, когда он вкратце рассмотрит таинства Ветхого и Нового Заветов – sacramentum в широком смысле Гуго Сен-Викторского – и завершит трактат о вере, надежде и любви, когда он создаст систематический труд, обладающий достоинствами своих образцов, а именно труд «De sacramentis christianae fidei».

Гуго Сен-Викторского и, не исключено, «Теологию» Петра Абеляра30. Здесь он берет на вооружение принцип разделения, на котором основаны богословские труды Абеляра и его школы, и идею, также выраженную Гюго Сен-Викторским, в которой он замечает:

«В этом полностью заключена вся сумма человеческого спасения. Ибо тот, кто принимает таинства, имеет веру и упорствует в любви, непременно станет причастником вечного спасения».31 Общее представление теологии, ориентированное таким образом, должно быть реализовано не в путаном и беспорядочном, а в систематическом порядке, поскольку содержание ветхозаветного откровения сначала представляется как отправная точка теологической системы из-за его фундаментального значения для богослужения и его образцового значения для Нового Завета32. Наш схоластик больше склоняется к внутренней структуре и расположению, основанному на фактических соображениях; он не испытывает особого энтузиазма по поводу внешнего деления, которое аккуратно помещает обзор главы в начало нового раздела. Если он и не избегает этого внешнего шаблона, то не разум, а мода писать33. Более подробно он обосновывает свою позицию, говоря, что эти внешние разделения, особенно в библейских книгах, основаны на большом количестве немотивированного субъективизма, и что отцы, Августин, Кассиодор и другие, не дают таких заголовков и оглавлений, не подвергая себя, таким образом, обоснованному упреку. Однако, поскольку привычка делать такие внешние разделения уже устоялась и приобрела определенный авторитет, он хочет уступить власти этой привычки и разделить свой труд на книги и главы, снабдив их заголовками. Деление на sacramenta veteris testamenti et novi является руководящим принципом для организации основных разделов или книг. Таким образом, работа разделена на две книги. Первая книга, посвященная sacramenta veteris testamenti, начинается с трактата о сотворении мира и доходит до учения о воплощении.