13 мая 1809 года войска Наполеона вступили в Вену, а 5—6 июля разбили австрийскую армию под Ваграмом. 14 октября 1809 года в Вене был заключён трактат, по которому, в частности, Галиция официально отошла к герцогству Варшавскому, заметно увеличив его территорию. Наполеон наградил Понятовского орденом Почётного Легиона, почётной саблей и кивером улана. Но о возможности восстановления независимой Польши он не упомянул.

Специфичность польско-французских отношений была весьма заметна. Вот как об этом писали в России в XIX веке. «Отношение поляков к Наполеону не чуждо комического оттенка. В то время, когда Наполеон смотрел на Европу как на одно из орудий своих обширных замыслов, наследники Пяста хотели самого Наполеона обратить в орудие восстановления Польши в границах 1772 года. Один из наполеоновских маршалов сказал за обедом, что «польское войско с честью служит Франции».

– «Не обманывайте себя, – возразил ему Красинский, полковник польского легиона, – мы не Франции служим, а воскресителю нашей отчизны, императору Наполеону; ему мы повинуемся беспрекословно и если бы он приказал поднять на пики всех вас, господа, мы ни минуты не колебались бы»» (Уманец Ф. М.).

Но после разгрома в 1809 году антифранцузской пятой коалиции отношения между Францией и Россией стали всё более обостряться.

В 1810 году Михал-Клеофас Огинский поступил на русскую службу, был назначен сенатором и вскоре стал одним из доверенных лиц императора Александра I.

В Российской империи «русским» был всякий, кто исповедовал православие, неважно, кем он был по этническому происхождению. «Русским» считался не просто подданный русского царя, а тот, кто признавал духовную власть Русской Православной Церкви. Поэтому литвины и украинцы становились «русскими» в той части, которая по православному обряду. Та же часть, которая крестилась по обряду католическому, автоматически становилась «поляками». И Григорий Дзиковицкий, после запрета униатской Церкви, ходивший не в православный храм, а в костёл, был католиком и поляком. Поздняя женитьба Григория Стефановича – лишь около 1810 года, когда ему было никак не меньше 44 лет, даёт повод думать, что ему что-то мешало обзавестись семьёй. Однако в этом году он всё-таки женился, взяв себе в жёны шляхтянку Домицелию из небогатой фамилии Вышинских. Хоть и был жених сам беден, грамотой владел лишь в том размере, что давало домашнее и монастырское образование, полученное им ещё в детстве, но, повращавшись в среде больших панов, омужичиться и разорвать духовную связь со своими предками-шляхтой он боялся больше всего на свете.

Российское общественное мнение не поощряло соединение семейными узами русских и поляков, и потому вполне естественным было, что Григорий Стефанович женился на такой же, как и он, католичке. Венчание совершилось в римско-католическом храме местечка Махновки, единственном здесь здании подобного рода, построенном четверть века назад графом Протом Потоцким. К сожалению, храм этот в дальнейшем был разрушен и на замену ему в начале XX века был выстроен новый костёл, но уже даже не на прежнем месте, а в другой стороне местечка. Церемония бракосочетания была, несмотря на скромность средств молодожёнов, исполнена со всем тем великолепием, какое католические ксёндзы умеют придавать своим мероприятиям.

Жила молодая семья в селении Мшанец (Мшанцы) Махновского уезда, где, возможно, проживали и родители жены. «Шляхетские дворы» в сёлах Правобережья вообще мало отвечали своему звучному статусу: это был обычный деревянный двор и дом с соломенной крышей и построенный в сруб. Шляхетский двор, хоть и считался таковым, никак не являлся усадьбой и практически ничем не отличался от соседних крестьянских хат. И двор Дзиковицких ничем не отличался от других дворов мелкой сельской шляхты.