Исследования советских административных практик во французской историко-социологической литературе позволяют выйти за рамки понимания истории администрации как истории структур, форм, организаций и финансирования, а также исключительно социальной истории, позволяя увидеть политическое измерение управленческой реальности.

1. Блюм. А., Меспуле М. Бюрократическая анархия: Статистика и власть при Сталине / Пер. с фр. – М.: РОССПЭН, 2008. – 372 с.

2. Blum A., Mespoulet M. L’anarchie bureaucratique: Statistique et pouvoir sous Staline. – Paris: Découverte, 2003. – 372 p.

3. Blum A., Mespoulet M. Le passé au service du present. L’administration statistique de l’État soviétique entre 1918 et 1930 // Cahiers du monde russe. – Paris, 2003. – N 44/2–3. – P. 343–368.

4. Cohen Y. Administration, politique et techniques. Réflexions sur la matérialité des pratiques administrative dans la Russie stalinienne, (1922–1940) // Ibid. – P. 269– 308.

5. Dubois V., Lozac’h V., Rowell J. Jeux bureaucratiques en régime communiste // Sociétés contemporaines. – Paris, 2005. – N 57. – P. 5–19.

6. Mespoulet M. Statistique et révolution en Russie: Un compromis impossible, (1880–1930). – Rennes: Presses univer. de Rennes, 2001. – 337 p.

Работа французской исследовательницы представляет направление в национальной исторической школе, заявившее о себе рядом публикаций, посвященных таким вопросам, как переписи, а также административный и полицейский учет населения. Опубликованная в 2007 г. книга1 состоит из введения, восьми глав и заключения.

Целью исследования, как определяет ее автор во введении, является анализ того, каким образом учитывалась национальная принадлежность индивидов, на основе которой осуществлялось строительство имперского и советского многонационального здания. «Долгосрочная перспектива (переход от имперского к сталинскому обществу), масштаб которой сопоставим с человеческой жизнью, позволяет подчеркнуть быстроту процесса определения и пересмотра идентичностей в период политических потрясений» (с. 6). Национальная принадлежность, значение которой нередко недооценивается, была важным параметром, обеспечивавшим индивидам покровительство со стороны государства или, наоборот, лишавшим их такового.

За годы, прошедшие с момента крушения Советского Союза, роль национального фактора в советскую и дореволюционную эпоху подверглась переоценке. Несмотря на то что в основе советской системы лежал принцип классовой борьбы, СССР проводил оригинальную национальную политику и использовал национальные идентичности в качестве одного из излюбленных инструментов государственной политики. Благодаря открытию архивов стало возможным восстановить малоизвестную ранее историю формирования федерации, основанной на признании этнического многообразия страны. «Исследования показали, что большевики не только не боролись с национальными чувствами, но отличались настоящей “этнофилией”, приписывая и территориям, и индивидам ту или иную национальную принадлежность, которая определялась и гарантировалась государством», – пишет автор. В результате большевики начали в трудах ряда историков представать в роли строителей наций, которые затем обретут независимость в 1991 г. (с. 8).

Такая позиция, по мнению автора, вела к преувеличению роли идеологии и государства в конструировании идентичности и мешала представить нюансированное видение процессов, начавшихся задолго до 1917 г. В данном исследовании имперский и советский периоды рассматриваются в континууме, что позволяет понять роль дореволюционных социальных практик, основанных на этничности. Первая мировая и Гражданская войны привели одновременно к этническим депортациям и приходу к власти в ряде регионов лидеров национальных движений. Большевикам в итоге удалось – путем репрессий, давления, а главное, с помощью сложных переговоров и соглашений – объединить под своей властью значительную часть территорий, входивших ранее в состав империи. Эта политика, как показали исследования последних лет, вдохновлялась не столько определенной теоретической схемой, сколько формировалась методом проб и ошибок и носила прагматический характер. Внимание к политическим ожиданиям относительно самоуправления в соответствии с национальными обычаями и интересами (а эти ожидания вполне проявились накануне и в период революции) были основополагающими для советского опыта, по крайней мере в 1920-е годы. Не менее важной для имперской и советской практики в моменты кризиса была тенденция строить оценку гражданских качеств и лояльности на основе этнической принадлежности индивида.