Его старые знакомые, граждане его родного города Альба-Помпея, устремились в Рим, едва узнав о его восшествии на престол, в жадном ожидании щедрот. Их надежды обманулись: Пертинакс не счел нужным тратить государственные доходы на обогащение тех, к кому его привязывали личные связи.

Своим безупречным во всех отношениях правлением он возрождал счастливые времена Марка Аврелия, и, даруя всем блага справедливого и умеренного правления, вдвойне радовал тех, кто видел в нем мудрого государя, память о котором была им бесконечно дорога.

Но среди всеобщего довольства две группы, чьи наглость и жадность процветали при Коммоде за счет народных бедствий, – преторианцы и старая придворная камарилья – были страшно раздражены против Пертинакса и поклялись погубить реформатора, обуздавшего их несправедливые аппетиты. Пертинакс еще не сместил никого из тех, кому его предшественник доверил часть управления, но они знали, что он ждет 21 апреля [6], годовщины основания Рима, как дня обновления, когда он полностью изменит состав двора. Они решили не дать ему этого времени, и несколько вольноотпущенников задумали убить его в бане. Но этот слишком рискованный план был оставлен, и префект претория Лет взял на себя организацию заговора, избрав другие средства.

Этот офицер, возведший Пертинакса на трон, вскоре раскаялся в этом. Он надеялся править под именем государя, обязанного ему верховной властью, но увидел, что Пертинакс не только правит самостоятельно, но и мало с ним советуется, не дает ему влияния и часто упрекает в неблагоразумии и ошибочных суждениях. Будучи тираном по натуре, убившим Коммода лишь из личных интересов и выбравшим добродетельного преемника лишь для придания своему злодеянию видимости заботы об общественном благе, он, обманутый в своих честолюбивых расчетах, решил разрушить свое же творение новым, еще более тяжким преступлением. Он нашел своих солдат вполне готовыми поддержать его ярость и старался разжечь в них этот дух мятежа. Он составил план и решил возвести на престол Сосия Фалькона, о чьей дерзости я уже упоминал и чье знатное происхождение и богатство, казалось, делали достойным первого места.

Лет выждал момент, когда Пертинакс отправился на побережье (вероятно, в Остию), чтобы отдать распоряжения о снабжении города, к которому он относился с большим вниманием. Префект претория рассчитывал воспользоваться этим отсутствием, чтобы привести Фалькона в лагерь преторианцев. Пертинакс был предупрежден и, поспешно вернувшись, сорвал заговор, прежде чем тот созрел. Он пожаловался в сенате на неверность солдат, которым, несмотря на истощение казны, сделал щедрые подарки. Фалькона обвинили, и он был бы осужден сенаторами, если бы Пертинакс не воспротивился этому. «Нет, – воскликнул он, – я не потерплю, чтобы при моем правлении был казнен сенатор, даже виновный». Некоторые утверждали, что Фалькон не знал о заговоре в его пользу, но это маловероятно, и слова Пертинакса явно предполагают обратное. Достоверно то, что впоследствии он жил, пользуясь своим состоянием, и умер спокойно, оставив сына наследником. Еще удивительнее, что Лет сохранил свою должность: видимо, он так хорошо скрывал свою игру, что Пертинакс либо не подозревал его, либо не считал возможным доказать его вину. Безнаказанность не образумила предателя, и он использовал оставленную ему власть, чтобы продвигать свой преступный замысел и все больше разжигать ненависть солдат под ложной маской рвения.

Капитолин вплетает в свой рассказ запутанную историю раба, выдававшего себя за сына Фабии, дочери Марка Аврелия, и претендовавшего на права наследования императорского дома. Его разоблачили, высекли и вернули хозяину. Лет воспользовался этим предлогом, чтобы расправиться с несколькими солдатами, казненными как сообщники безумных замыслов этого негодяя. Его целью было довести возмущение преторианцев до предела, ибо они видели, как из-за показаний раба проливается кровь их товарищей.