Он находился всего в девяти милях от Рима, когда его армия взбунтовалась из-за первой же стоянки: это обычная неприятность гражданских войн – мятежи. Север уже столкнулся с одним по прибытии в столицу. Войска, вошедшие с ним, потребовали по десять тысяч сестерциев [7] на человека, ссылаясь на пример подобной щедрости, проявленной Октавианом Цезарем двести сорок лет назад к тем, кто ввел его в Рим. Военным нужно немного, чтобы выдвинуть претензии. Однако Север дал своим солдатам лишь десятую часть запрошенного – по тысяче сестерциев [8]. В упомянутом мной случае не указано, какими средствами он подавил мятеж. Скорее всего, он пошел на уступки, ибо его поведение по отношению к военным всегда было слабым и мягким.

Как видно, Север действовал быстро. Его план состоял в том, чтобы перенести войну в Азию одним ударом, и с этой целью, еще до овладения Римом, он отправил одного из своих легатов, Гераклия, занять Вифинию. Однако Нигер не позволил застать себя врасплох: он избавил Севера от половины пути, переправившись сам в Европу.

Весь Восток, как я уже говорил, признал его власть, и в его распоряжении были все римские силы Малой Азии, Сирии и Египта. Проконсул Азии Эмилиан, ранее управлявший Сирией, человек, доказавший свою ценность на высших должностях и самых почетных командных постах, был его главным легатом.

Нигер, первоначально не видевший нужды в иностранной помощи, изменил свое мнение с приближением опасности и отправил просьбы о вспомогательных войсках к царям армян, парфян и Атры – города в Месопотамии, который Траян некогда безуспешно осаждал. Армянин отказал, прямо заявив, что намерен сохранять нейтралитет. Парфянин, не имевший регулярных войск, ответил, что прикажет своим сатрапам провести набор и собрать силы в своих областях. Только Барсемий, царь Атры, предоставил действенную помощь в виде лучников, чье число не указано.

Таким образом, Нигер нашел мало поддержки у царей, которых считал друзьями. Но римские легионы, союзные отряды, обычно их сопровождавшие, и новые наборы молодежи из Антиохии и Сирии, спешившей записаться под его знамена, были достаточны, чтобы вести даже наступательную войну. Отдав распоряжения о защите всех подступов и портов подвластных ему земель, он выступил и прибыл в Византий, где его встретили с радостью.

Он намеревался сделать этот город, уже тогда знаменитый и могущественный, своей базой. И если верить автору его жизнеописания, Фракия, Македония и даже Греция уже подчинялись его законам. На самом же деле он не продвинулся дальше Перинфа [9], которым даже не сумел овладеть. По его движению к этому последнему пункту можно судить, что он хотел захватить все европейское побережье Пропонтиды от Византия до Геллеспонта, чтобы контролировать оба пролива, дававших кратчайший путь из Европы в Азию. Но ему это не удалось. Под Перинфом он столкнулся с войсками Севера, атаковал их, но не смог одолеть, так что вынужден был отступить в Византий. Таким образом, он первым совершил враждебный акт. А поскольку в бою погибли несколько знатных лиц, Север воспользовался этим, чтобы сенат объявил Нигера врагом государства.

Несмотря на столь резкие действия, означавшие открытый разрыв, между двумя соперниками начались переговоры, но с явным неравенством позиций. Нигер предлагал совместное правление империей. Север, сохраняя тон превосходства, соглашался лишь на изгнание [10] и сохранение жизни противнику. Вряд ли кто-то из них действовал искренне. Решить спор могли только оружие.

Север, прибыв во Фракию с основными силами, счел нецелесообразным осаждать врага в Византии – крепости, трудной для взятия и способной надолго задержать его. Он придерживался первоначального плана перенести войну в Азию и отправил туда лучшую часть своих войск, которые благополучно высадились близ Кизика. Там они встретили Эмилиана, ожидавшего их во главе многочисленной армии. Произошло сражение, и полководцы Севера одержали победу. Армия Нигера была уничтожена или рассеяна, а Эмилиан сначала бежал в Кизик, затем в другой город, где был убит по приказу победителей. Те имели право не щадить его, поскольку он, как и его предводитель, был объявлен врагом государства. Его смерть не вызывает сожалений, если верить слухам, о которых сообщает Геродиан: будто он предал Нигера либо из личных интересов, желая спасти своих детей, находившихся в Риме во власти Севера, либо из зависти, не желая подчиняться тому, кого прежде считал равным. Эти подозрения усиливаются словами Диона, что он был надменен из-за своего высокого положения и, кроме того, являлся родственником Альбина, в то время сохранявшего хорошие отношения с Севером.