Так этот великий император, грозный завоеватель, наводивший мосты через Дунай и Тигр, покоривший Дакию и поставивший Парфянскую империю на грань гибели, умер, оставив преемника, которого сам не выбирал и который, как выяснится впоследствии, был весьма недоброжелательно настроен к его славе.
Тем не менее, Адриан поначалу старался демонстрировать большое усердие в почитании памяти предшественника. Он устроил ему пышные похороны в Селинунте, который в его честь был переименован в Траянополь. Прах императора, помещённый в золотую урну, доставили в Рим, где он с торжеством был внесён в город на триумфальной колеснице, впереди которой шёл сенат, а позади – армия. Урну поместили под знаменитой колонной, воздвигнутой им на форуме, построенном по его указанию; и это стало ещё одной привилегией Траяна – быть погребённым в городе, где до того никого не хоронили. Его причислили к сонму богов. В его честь учредили игры, названные Парфянскими, которые после многолетнего регулярного проведения со временем были забыты и прекратились.
Траян прожил почти шестьдесят четыре года и правил девятнадцать лет, шесть месяцев и пятнадцать дней, если считать до 11 августа – даты, с которой Адриан отсчитывал начало своего правления.
Траян не имел пороков, непосредственно вредящих обществу, и даже обладал в высокой степени противоположными добродетелями: скромностью, милосердием, любовью к справедливости, неприятием роскоши и разумной щедростью, источником которой была мудрая бережливость. Человечество, счастливое под его властью, выразило ему свою признательность уважением и восхищением, сохраняющимися и поныне; но лишь слепым предубеждением можно объяснить попытки некоторых как бы канонизировать его, утверждая, будто папа святой Григорий вымолил у Бога спасение этого императора через пятьсот лет после его смерти. Помимо нелепости подобной басни, позорные пороки в личном поведении Траяна делали его лишь слишком достойным божественного возмездия.
Я не раз упоминал о его пристрастии к вину, которое, по словам одного автора, вынудило его принять унизительную меру – запретить исполнять приказы, отданные после долгих пиров. Его противоестественные развратные деяния покрыли его вечным позором. Осмелюсь также причислить к его недостаткам ненасытную страсть к войне, успехи в которой вскружили ему голову, а неудачи омрачили последние годы его жизни.
Таков порок человеческой природы, предоставленной самой себе. Нет совершенной добродетели, и самые прославленные нередко запятнаны самыми ужасными пятнами.
ЗАПИСКА Г-НА Д'АНВИЛЯ О МОСТЕ, ПОСТРОЕННОМ ТРАЯНОМ НА ДУНАЕ.
Граф Марсильи не указал с достаточной точностью длину моста, построенного Траяном на Дунае. Он определяет её в 440 colphers из Вены, которые, по его мнению, соответствуют французским туазам.
Klaffter (а не colpher) – это мера, действительно состоящая из 6 schuhs, подобно тому как туаза состоит из 6 футов. Schuh буквально означает calceus [обувь], и, так же как слово fuss, обозначает ступню. Мера венского фута меньше парижского на треть дюйма: следовательно, klaffter равен лишь 5 футам 10 дюймам французской меры.
Но неточность измерения, данного графом Марсильи, заключается не только в этом. Барон Хингельгард, искусный офицер, командовавший на венгерской границе по поручению венского двора, измерил длину моста и, определяя её от лицевой стороны одного устоя до лицевой стороны другого, нашёл её равной примерно 535 klaffters, что составляет 520 французских туаз.
Граф Марсильи определяет количество арок моста числом 22, хотя не видно, чтобы это число было указано ему чётко различимыми и явными остатками опор, поддерживавших арки; более того, на приведённом им профильном изображении насчитывается лишь 21 арка.