Обремененный столькими титулами, Август осуществлял верховную власть в республике. Император, проконсул, обладающий всеми правами консула, наделенный трибунской и цензорской властью, свободный от уз законов и, наконец, великий понтифик, он сосредоточил в своем лице все виды власти – военную, гражданскую и священную. Фактически правление изменилось, поскольку никто более не мог осуществлять какую-либо власть в государстве иначе, как в зависимости от одного правителя. Но с точки зрения права можно сказать, что правление осталось тем же, поскольку императоры имели лишь те же магистратуры и те же титулы власти, что были в ходу во времена республиканской свободы. Правда, ранее эти магистратуры были разделены между многими лицами, но, сосредоточившись в одних руках, они не изменили своей природы.

Август принял эту систему из политической осторожности. Его не заподозришь в том, что в столь деликатном и важном вопросе он руководствовался мотивом религиозного уважения к законам. Это был страх перед народной ненавистью, забота о личной безопасности, которые научили его опасаться, как подводных камней, имен царя и даже диктатора. Но в итоге из плана, которому он следовал, вытекало, что ему была передана лишь верховная исполнительная власть, тогда как суверенитет по-прежнему коренился в сенате и народе.

Это ясно видно из фактов. Август получал свои титулы и полномочия от сената и народа. Эти два сословия, следовательно, были источником власти, а то, чем обладал Август, было лишь ее производным.

Сенат настолько сохранял суть суверенитета, что нередко осуществлял его. Ведь он не предоставил Августу все титулы и права, которые я перечислил, сразу. Этот принцепс, уже будучи императором, получил от сената освобождение от всех законов, проконсульскую власть, пожизненные права консула, трибунскую власть, право исправлять старые законы и издавать новые и даже право созывать сенат, когда ему угодно, и вносить в него любые дела, какие он сочтет нужным. Все эти уступки были актами суверенитета, осуществленными по отношению к самому Августу. Я укажу их даты по мере того, как они будут встречаться в дальнейшем изложении истории.

Окончательную ясность в этот вопрос вносит возобновление всех этих полномочий по решению сената – каждые десять лет для Августа и после смерти каждого императора для его преемника. Эти неоднократно повторявшиеся акты служат свидетельством того, что после каждого – действительного или мнимого – истечения полномочий главы империи полное обладание публичной властью возвращалось к сенату как к своему источнику и через него вновь передавалось тому, кто должен был ее осуществлять.

Я счел важным, чтобы читатель составил себе ясное и точное представление о природе правления, установленного Августом, и о различии между властью цезарей и истинной и полной монархией. С помощью этой идеи можно найти ключ ко многим выражениям и действиям, которые могут удивлять нас как в хороших, так и в дурных императорах; и прежде всего можно понять, по какому праву сенат не раз выступал против памяти или даже против личности некоторых из них.

Таким образом, Август осуществлял верховную власть, опираясь на все титулы, которые были сосредоточены в его лице. Военную сферу он оставил полностью под своим исключительным контролем – это была его сила и оплот. В гражданских делах он считал необходимым щадить чувствительность римлян и во многом льстить республиканским идеям, которые ещё жили в умах. Поэтому он сохранил всю внешнюю форму прежнего правления: те же названия магистратур, заседания сената, народные собрания. Конечно, он тщательно следил, чтобы ни сенат в своих решениях, ни народ при назначении на должности, ни магистраты при исполнении своих обязанностей не делали ничего противного его воле и интересам. Именно поэтому я сказал, вслед за Тацитом, «те же названия магистратур» [8], ибо реальной власти в них уже не было. Однако в безразличных для него вопросах он оставлял им свободу; даже в тех, которые его касались, он не пользовался тоном абсолютного властителя: он скорее прибегал к увещеваниям, и то, как все государственные учреждения слушались его приказов, выглядело почти как добровольное уважение.