Утром 25 сентября Вели привел в движение всех своих албанцев и двинулся к Сули. Они форсировали дефиле и начали подниматься в гору. Поднялась тревога, и соолийцы взялись за оружие; но в Сооли было всего шестьдесят человек, а в Киафе – очень мало; большая часть людей находилась в Киоонги с Самуилом. Войска паши двинулись прямо на Сооли; горстка людей, находившихся там, бросилась на них в атаку, как вдруг 200 албанцев, которых предатель Гоозис ввел ночью и спрятал в своем доме, стоявшем в конце деревни, бросились вперед и обрушились на них с тыла, а войска под предводительством Вели взяли их спереди. Против таких сил сопротивление было тщетным, и Сули стал призом паши.

Вели направил часть войск против Аварикоса, где они не встретили сопротивления: жители отступили в Киафу. Жители Самонивы также покинули свою деревню, так что у соолийцев не осталось других мест, кроме Киафы и Кионги; первая была защищена башней и окопами, а вторая сильна только своим положением на обрывистой скале. Паша обстреливал их из пушек: день за днем повторялись штурмы, предпринятые его войсками и отбитые храбрыми Сулиотами; наступил ноябрь, и осаждающие не добились никаких видимых успехов. Но голод, враг, которого больше всего боялись храбрецы, приближался; боеприпасы тоже были на исходе, и не было никаких надежд на облегчение, чтобы подбодрить их.

Бедственное положение его страны дошло до слуха Фотоса Цавелласа в темницах Яннины. Он послал сказать Али, что если тот выпустит его из темницы, то он пойдет и заставит людей своего племени и партии покинуть Киафу и Кионги, которые, будучи ослабленными, не смогут больше держаться. В то же время он предложил оставить свою жену и детей в качестве заложников за его добрую волю. Али, как ни был он хитер, с радостью ухватился за это предложение. Фотос поспешил к Вели-паше, сообщил ему о договоренности с визирем, назвал Паргу местом, куда он поведет своих партизан, потребовал и получил для них паспорт туда. Фотос вошел в Киафу; он собрал вождей, рассказал им, что он сделал и как намеревался обмануть пашу. «Я обещал, – сказал он, – что я и мои друзья уедем в Паргу. Пошлем вместо них стариков, женщин и детей. Я потребую и получу залог за их безопасность в пути; а когда они будут в безопасности в Парге и здесь не будет никого, кроме мужчин, ситуация изменится. Нашей доблести больше не будет мешать жалость к беспомощным родителям и детям, и мы будем сражаться, как подобает мужчинам, которые борются за свободу и существование».

Его слова были встречены аплодисментами и восхищением. Оставалось только уговорить парганотов принять беглецов, и Фотос сам отправился в Паргу с этой целью, предварительно договорившись, что во время его отсутствия ничего предпринимать не следует.

Парганоты охотно согласились на все, что от них требовалось; но так как они ничего не могли сделать без согласия русских, которые теперь были хозяевами Корфу, было отправлено послание к правителю этого острова. К несчастью, погода была штормовой; прошел один, два, три дня, а ответа все не было; прошла неделя, десять дней; нетерпеливый Фотос был в агонии отчаяния. Двенадцатое утро не принесло никаких вестей с Корфу, но зато принесло вести из Киафы, которые положили конец всякому беспокойству об ответе русского командира. Фотос отправился в Киафу и, прибыв туда, обнаружил, что все потеряно.

Племя Зерваса, как говорили, было побуждено вождем по имени Кутзоникас и боцарями заключить договор с Вели-пашой и получить разрешение покинуть Киафу; из всего племени остался только Димос Зервас и его ближайшие родственники, и в Киафе остались только друзья и сторонники Фотоса. Поскольку их было слишком мало, чтобы надеяться на успешное сопротивление, они решили оставить Киафу и уйти в Киоонги, где хранились последние надежды Сооли. Али, чье личное мужество не отличалось особой храбростью, узнав о положении дел, поспешил в лагерь, упрекнул своего сына Вели в недостаточной активности и, собрав 18 000 человек, решил закончить войну одним ударом. Предварительно он призвал Фотоса сдаться, но неустрашимый Сулиот ответил, что опасность, грозящая его жене и детям, никогда не сделает его трусом, что нынешнее положение его страны не позволяет ему думать о них, и что он и его товарищи никогда не сдадут оружия.