В качестве платы за свою помощь папа Николай V потребовал поручительства императора в том, что Восточная церковь будет более тверда в своем союзе с Римом: он прислал двух представителей, кардинала Исидора, бывшего митрополита Киевского, и архиепископа Леонарда Хиосского, отслуживших мессу в храме Святой Софии, на которой Константин принес присягу унии. Но если император решился окончательно, то прежде, чем он мог хотя бы надеяться на помощь папы, необходимо было сделать первый шаг к осуществлению унии двух церквей, шаг, который мог быть пересмотрен в удобное время, когда минует сегодняшняя опасность, угрожающая остаткам его территорий, однако многие, вопреки той опасной ситуации, в которой они оказались, не желали отрекаться от канонов православной веры и учинили на улицах Константинополя массовые беспорядки. Ключевой фигурой был Геннадий (в миру Георгий) Схоларий, более опасавшийся божественного возмездия, чем османского завоевания[8]. Такие внутренние раздоры были губительны для стойкости духа простого народа.

Как только завершилось строительство крепости Богазкесен, султан Мехмед вернулся в Эдирну, чтобы присмотреть за последними приготовлениями к осаде, а затем выступил на Константинополь. По сообщению присутствовавшего при осаде венецианского купца Николо Барбаро, его армия насчитывала 160 000 воинов. Византийский государственный деятель Георгий Франдзи оценивает силы защищавшихся менее чем в пять тысяч, плюс несколько тысяч латинян, прибывших помочь городу. Султан Мехмед подошел к стенам города 5 апреля 1453 года и с помощью флота окружил Константинополь со всех сторон, кроме Золотого Рога, где был выставлен бон (заграждение в виде бревен), чтобы помешать пройти османским кораблям. Жестокая бомбардировка разрушала стены со стороны суши; внутри латиняне и греки не могли договориться, кто должен заделывать бреши. Османские минеры были встречены контрминами. Сражение продолжалось на суше и на море до 29 мая, когда за три часа до рассвета начался последний штурм стен. Третья волна штурма увенчалась успехом. Султан со своими янычарами ворвались в барбакан, их тут же на время оттеснили обратно, но артиллерийский огонь пробил большую брешь в стене, через которую победившие османские войска хлынули в город.

Историк и администратор Турсун-бей дал единственное детальное описание осады на языке османов:

«Когда [облако] дыма от греческого огня и душа огнепоклонника [т. е. неверного] принца опустились на крепость «словно тень», стал ясен смысл: благочестивый и удачливый и обладающий благой судьбой султан как бы «подвесил гору»[9] над этим народом многобожия и разрушения, будто сам Аллах. Так, снаружи и изнутри [огонь] пушек, мушкетов, фальконетов, маленьких стрел, арбалетов извергал и метал капли испарины, словно дожди в апреле – как глашатай молитв правоверных – и ливень несчастий с небес, как предписано Аллахом. И от самых нижних пределов и до самых высот, и от самых высоких пределов до самой земли, рукопашный бой и атаки сопровождались грохотом доспехов и пик с крючьями и алебард в брешах среди руин, проделанных пушками».

Снаружи поборники ислама, а внутри заблудшие иноверцы, пика к пике в честном бою, рукопашном.

«Вот наступают, вот уклоняются, пушки [стреляют] и оружие обнажено,

Бесчисленные головы были отделены от своих тел.

Выбрасывая дым греческого огня, целое облако искр было дождем обрушено на защитников ислама неверными;

Подведя под стену крепости траншеи таким образом, они взорвали греческий огонь;

[В ответ] они [т. е. османские солдаты] нацелили на бастион свои пики с крючьями,