Когда-то казалось вероятным, что с уходом поколений, выучивших османский язык до смены алфавита, мало кто сможет читать многотомные документы и рукописи, служащие основными источниками по османской истории. Тем не менее студенты продолжают учиться на историков и изучать османский язык, и они занимают должности в университетах Турции и за границей наравне со специалистами по османской истории, родившимися не в Турции. Правда, туркам было непросто отказаться от той «официальной истории», которую им преподавали в школе, версии их прошлого, получившей импульс от революции, отождествляемой с именем Мустафы Кемаля Ататюрка, «отца современной Турции». В первые годы республики османские столетия считались перевернутой страницей, к ним относились пренебрежительно, будто они не имеют отношения к новой стране. Но поскольку память об османском периоде не слабеет, он становился более открытым для внимательного изучения, и турки приучаются видеть себя наследниками славного прошлого. Так, теперь официальная история поддерживает мнение, что османская династия была непобедимой, а ее султан всемогущим – за исключением некоторых, запомнившихся под такими прозвищами, как «Пьяница» или «Безумец», – но до сих пор мало внимания уделяется сопротивлению населения государству и его предписаниям, действовавшему с первых лет существования империи: нежелание признать наличие разногласий остается неизменной особенностью политики в современной Турции.

И все же, несмотря на практические препятствия, затрудняющие понимание османского наследия, граждане современного турецкого государства интересуются своей историей. Политические дискуссии пестрят историческими аллюзиями, непривычными для западных обозревателей: образы прошлого дают богатый источник примеров, когда политики обсуждают, какая версия истории лучше послужит завтрашним целям (а здесь «завтра» зачастую кажется более неопределенным, чем где-либо еще). Обсуждаемые проблемы часто уходят корнями глубоко в историю. Один из самых очевидных примеров того, как прошлое преследует настоящее, это «армянский вопрос», который в нынешнем проявлении представляет собой попытки армян воздействовать на национальное правительство, чтобы оно признало массовые убийства в Анатолии во время Первой мировой войны геноцидом. Менее очевидны для постороннего другие две темы, постоянно стоящие в турецкой повестке дня: роль военных в политике и пределы приемлемого в проявлениях религиозности. Эти темы проходят через всю османскую историю и беспокоили государственных деятелей прошлого, так же как и сегодняшних. Задача историка показать, как прошлое вело к настоящему или к тому настоящему, которое сегодня уже стало прошлым. В написании турецкой истории, таким образом, имеется больше болезненных тем для рассмотрения, чем в других странах, и составитель османской истории не может позволить себе роскоши предоставлять развлечение ценой их замалчивания.

Исследования Османской империи принято заканчивать 1922 годом, когда был отменен султанат, либо 1923 годом, когда провозглашена Республика Турция, или даже 1924 годом, когда был ликвидирован халифат. Я продлила свое описание на республиканский период до 1927 года, когда Ататюрк произнес программную речь, подтверждая свою роль в низвержении империи и установлении республики и излагая свои убеждения, свои мечты о будущем. Это имеет отношение к заглавию моей книги, намекающему на сон, который, как считается, видел первый султан Осман; сон, истолкованный как пророчество о рождении и росте империи, историю которой я попыталась изложить. Продолжение истории до 1927 года также позволило мне указать на некоторую преемственность между республикой и империей: общепринятое представление, что республика создавалась «с чистого листа» и несет на себе лишь отпечаток революции Ататюрка, понемногу оспаривается историками.