– И ты по примеру отца тоже решил похитить русскую девицу? – стрельнув глазами в сторону иноверца, вопрошал Любомир. Не ожидая такой явной подковырки в свой адрес, юноша, задрожав от возмущения всем телом, горячо выпалил:

– Да не похищал мой отец маму! Как ты понять этого не можешь! – и, помолчав, уже более спокойно продолжил, – она просто влюбилась в него, поэтому и решила бежать вместе с ним.

Тяжело дыша, он снова замолчал. Но вдруг резко встал и, задыхаясь от негодования, прохрипел:

– И я не хотел никого похищать! И русича твоего не убивал. Да ты и сам об этом не хуже меня ведаешь.

– Откуда тебе, басурману, знать, что я ведаю, а что не ведаю?

– Зарядил, как попугай, басурман, басурман! Да никакой я не басурманин! – вновь возмутился Тенгиз. – Ты же не знаешь, что у моего отца мать тоже была из русичей? Так что куда не крути, а выходит, что у меня крови-то больше славянской, нежели кипчакской. Да и матушка мне наказывала: сынок, никогда не смей лишать жизни своих родичей.

– И что, не лишал? – вскинув бровь, удивленно воскликнул Любомир. – Это же невозможно! Ты же воин!

– Не поверишь, но до сих пор как-то удавалось избежать этого смертельного греха. Может потому, что всё больше отправляли в дозоры, а вот поучаствовать в боях как-то не довелось.

– Что-то ты мудришь. Ходить в дозоры тоже опасное дело: могут и выследить, и уничтожить могут. Даже вот мы, крестьяне, смогли же не только защитить себя, но и дать вам отпор. А в живых-то остался лишь ты один.

– Значит, материнское благословение действует, – уже более спокойно и примирительно проговорил Тенгиз.

– Ну да ладно, бог с тобой. Ты лучше поведай, часто ли вам, нехристям, приходится бывать в этих местах.

– Опять заладил. И никакой я ни нехристь, а такой же крещеный, как и ты.

– Это как же? – пробормотал пораженный Любомир.

– Да, матушка моя втихаря меня окрестила. – И Тенгиз, распахнув ворот косоворотки, показал нательный медный крестик на простом черном шнурке. На какое-то время наступила ошеломляющая тишина.

– Ну, что пораскрывали рты? Невидаль какая. Выходит, не все кипчаки безбожники, – прервав молчание, прикрикнул главарь. И, обведя беглым взглядом сородичей, вновь остановил свой взор на пленнике, – а ты что умолк? Продолжай.

– А что рассказывать-то? Все земли, что находятся между реками Итилем и Яиком, контролируются куманами. Так что в этих местах нужно быть поосторожнее, так как здесь часто кочуют волжские и яицкие половцы вплоть до бурной и мутной реки Иртыш, что за Каменным поясом.

– А сам-то ты знаком с оной местностью? – не отрывая острого взгляда от Тенгиза, спросил Любомир.

– Да, бывал и не раз. Единожды даже до реки Иртыш пришлось хаживать.

– А ведаешь, как лучше добраться до сей самой реки?

Тенгиз, опустив голову, призадумался.

– Вдоль реки Яик следовало бы держаться, – поразмыслив, через некоторое время уверенно ответил он.

– Хорошо, – немного помолчав в раздумье, согласился Любомир, – думаю, послезавтра и тронемся в путь-дорожку. А вот ты и пособишь нам в этом деле.

И, повернувшись к Калине и Путиле, как бы невзначай обронил:

– А этого больше не связывать. Я тут покумекал и решил, что он больше принесет нам пользы, если свободным будет.

– А если драпанет к своим? – недовольно шмыгнув носом, возмутился Калина.

– Да куда он удерет-то? Что, не видите, как он глаз на Смеяну положил? Да и она неравнодушно постреливает озорными глазками в его сторону. – И Любомир, усмехнувшись, остановил свой лукавый взгляд на мгновенно покрасневшем парне. – Правильно, я говорю, Тенгиз?

– Что верно, то верно. Видать, от судьбы никуда не убежишь. Да и прикипел я к вам всей душой. Так что до конца пойду.