– Когда отправляешься?

– Завтра в одиннадцать часов и пять минут женщина по имени Саэри родит третьего сына своему мужу Криту, в затерянной деревушке посреди континента, близ реки Сиита, – улыбаясь во весь рот, ответил я. Касий рассмеялся:

– Ты хорошо подготовился! Наверное, не один год наблюдаешь за ними, да?

Беседа тихо перешла в обычное русло, оставив всю напряженность позади. Оставалось ещё несколько часов до моего рождения там. Часть меня уже была в маленьком тельце и ждала, когда я окончательно «приду».

Странная эфемерность сна растаяла в приступе боли, а первый вздох обжёг легкие запахом гари. Когда я разлепил глаза, приподнявшись на трясущихся руках, картина, что предстала передо мной, испугала до мурашек. Желудок сразу начало выворачивать наружу… Вокруг была выжженная земля, даже деревьев не осталось. Вместо привычного вида деревни были черные остовы печей – всё, что осталось от деревушки близ реки Сиита.

Посидев какое-то время в эпицентре черного поля, я встал и пошел, покачиваясь и прихрамывая. Кровь на лице давно запеклась и стягивала кожу, но сейчас было важнее убраться отсюда подальше. Размышлять о причинах произошедшего не хотелось, но одно было ясно – это была моя сила, та самая, что спалила сарай. Вряд ли кто-то выжил. Хорошо, что мать с сестрой и братьями в этот вечер не собирались возвращаться домой. Боль сдавила грудь, притупив мысли.

Я шел, не разбирая дороги, сам не зная куда, не думая ни о чем. Выжженная земля давно сменилась свежей травой и лесом. А потом силы покинули, и тьма во второй раз накрыла меня с головой, но уже без снов.

В реальность вернулся неожиданно, и резкая боль тут же прожгла все тело. Меня подкинуло в сидячее положение, и я стал судорожно глотать воздух. Секундой позже понял, что уже не в лесу, а проснулся от ведра холодной воды, которую вылил на меня улыбчивый дедок, стоящий рядом.

– О, очнулся, голубчик? Как ты себя чувствуешь? – участливо спросил он, отставляя ведро и присаживаясь на стул.

Хотел было ответить, но тут память накрыла меня неожиданным порывом, и в носу засвербело, слезы побежали по щекам, а руки забились в крупной дрожи.

– Ведь… ведь я убил их, всех, каждого с кем я здоровался каждое утро, с кем…

– Ну-ну, голубчик, успокойся, все позади… – тщетно пытался успокоить меня старик, но от этого становилось только хуже. А потом он неожиданно стукнул меня посохом по лбу, и слезы сами собой высохли. Старик усмехнулся, пробормотал что-то вроде «так-то лучше» и подал мне стоящую до этого на тумбочке посудину с чем-то дымящимся.

Место, где я оказался, было странным, вокруг был лес, а комната, возвышалась над кронами деревьев так, что они плавали в легкой дымке облаков. В башне, стоило лишь приоткрыть дверь, было шумно, кто-то куда-то постоянно бежал и кричал, смеялся. Я ещё был в легком оцепенении от произошедшего и очень боялся разрушить все снова в новом месте.

Дни текли за днями, старик приходил два раза в день, проверял моё состояние, ухмылялся, но ничего не спрашивал, словно все знал. На третий день, когда я мог спокойно, но медленно, передвигаться по комнате, он позвал за собой. Так как мне осточертело сидеть в комнате, сжигаемый сожалениями, я, естественно, согласился.

Мы долго спускались по крутым ступенькам, закрученным по спирали, по пути нам встречались разные люди – а иногда и не люди – в цветных ливреях. Порой их лица были совершенно необычного оттенка, то белые как молоко, то черные как смоль, то красные, а один был синий как вечернее небо с глазами закатного солнца. Старик посмеивался надо мной, но ничего не говорил.