– Неужели у него и при жизни всё было настолько плохо? – тихо прошептал Антон, чтобы хоть как-то нивелировать собственную лажу. – Это насколько надо было позволить себя загнобить?

Стрельцов нервно облизал губы и шумно выдохнул, почувствовав расслабление после ложной тревоги. Стоило быть внимательнее и заканчивать со столь резкими перепадами состояний – от спокойствия к режиму боевой готовности и обратно. Он опустил руки и собрался уже сделать шаг в сторону Гелика, оставив Хлюпика обсасывать останки военного, когда по улице разнёсся глухой, будто подхихикивающий звук.

Адреналин шарахнул по телу с новой силой, да так, что перед глазами словно затряслась мутная полиэтиленовая плёнка. Низковатый, будто подлаивающий «хохот» повторился, но уже с другой стороны улицы, отразившись от стен. Хлюпик перестал обсасывать кость и втянул глаза внутрь грязной массы, застыв бесформенным наростом на колёсах грузовика. Липкий, холодный страх охватил Антона. Он резко развернулся, поскользнувшись на перегнившей листве, и устремил взгляд на Гелендваген.

Погружённая в свои мысли Анна наблюдала за тем, как Антон неспешно переходит от одной кучки к другой, что-то рассматривая на земле. Скорее всего – останки людей.

Она не могла ни заметить радостную улыбку, с которой любимый махал автоматом. Что ж, мальчишки всегда остаются мальчишками. Впрочем, она любила все проявления его характера и, в отличие от некоторых своих подруг из прошлой жизни, никогда бы не стала улыбаться в лицо, чтобы потом на пьянке рассказывать, какой он глупый, и как её бесит своими выходками. Правда, сейчас она при всём желании не смогла бы так поступить. Рассказывать было попросту некому. Но будь по-другому, она бы всё равно не стала. Ведь это был её выбор, закипевшая страсть. И признавать, что её мужчина дурачок, это признавать и то, что она сама недалёкого ума, раз продолжает находиться рядом с ним.

Из мира воспоминаний Анну выдернуло резкое движение отпрыгивающего от грузовика Антона. Что-то явно пошло не так, и она, даже не успев сообразить, как в руке оказался Макарыч, выскочила из машины. Сердце учащённо забилось, и малыш беспокойно ткнул маму в бок.

– Тише, тише, – прошептала она, положив ладонь на живот. – Всё хорошо, всё хорошо.

Последнее было адресовано не столько плоду, сколько ей самой. Она ненавидела, когда так происходило. В Антоне она не сомневалась. Он никогда бы не стал её пугать подобным образом, «проверяя готовность». Поднятая вверх рука говорила о том, что стоит не шуметь и быть наготове. Девушка переступила с ноги на ногу, оглядываясь по сторонам.