Военному делу мужчина не обучался, так как армии предпочёл институт, но потом наверстал упущенное благодаря увлечению страйкболом и членству в патриотическом объединении, в честь которого и назывался тот самый полигон. Там Антон несколько лет проработал помощником организатора и завхозом по совместительству. На «Звезде» часто проходили различные околовоенные игры и соревнования, так что с устройством и принципами работы основных пехотных средств поражения он успел хорошо ознакомиться.

Недолго думая, Стрельцов протянул руку и, повесив автомат на плечо, с треском разорвал липучку кармашка. Это был стандартный горизонтальный патронташ на пять гранат. Чувство прекрасного оказалось не чуждым бывшему владельцу. Три имеющиеся гранаты, или выстрела, как говорили знающие люди, оказались аккуратно распределены через одну пустую ячейку.

– Всё, теперь точно назад, – довольно выдохнул мужчина, получив наглядное подтверждение от самой судьбы, что пора уходить. И тут с противоположной стороны грузовика раздался мерзкий хлюпающий звук, словно кто-то громко испортил воздух.

На мгновение в глазах потемнело, и Антон невольно вздрогнул. Но в следующую секунду руки быстро перекинули подусумок через плечо и схватили дробовик. Калашников – это хорошо, но он его не проверял, в то время как верное ружьё точно исправно и готово к бою.

Отпрянув от грузовика, Стрельцов вытянул его из-за спины. Оружие ударилось о болтающийся автомат, и Антон судорожно перебирал руками, нелепо вытягивая его из-под калаша, при этом не давая последнему соскользнуть с плеча. Благо он примерно догадывался, кому может принадлежать звук вырывающихся газов. Но всё же мужчина мысленно обложил себя отборным матом за то, что допустил столь расслабленное поведение, да ещё и повесил один ремень внахлёст на другой. А ведь неспроста внутренняя чуйка подавала предупреждающие сигналы.

Анька заметила, как он отскочил от «Урала». Хлопнула дверца, но Антон поднял вверх руку, давая понять, чтобы девушка оставалась на месте и желательно не шумела. Последовавшая тишина означала, что она всё прекрасно поняла.

Стрельцов наконец-то перехватил дробовик и, щёлкнув флажком предохранителя, дослал патрон, а затем медленно обогнул зад грузовика.

Взгляду предстала бесформенная коричневато-зелёная субстанция, словно стекающая с задних колёс «Урала» и занимающая квадратный метр перед ними. Колышущиеся складки поблёскивали в рассеянных отблесках вечернего солнца. Хлюпик. Антон нервно выдохнул.

Скорее всего, до раскрытия саранчой это был полностью затравленный и забитый жизнью и социумом индивид, не имеющий собственного мнения. Человек, в котором не осталось сил хоть что-то отстаивать или открыто заявлять о том, что именно его не устраивает. Самое грустное, что в момент прихода саранчи несчастный оказался настолько сломлен, что полностью принял свою судьбу бесполезного существа без права голоса.

Хлюпики не были опасны. Они просто были. Амёбные существа, беззвучно переползающие с места на место и питающиеся всем, что попадётся на пути. Вот и сейчас из нескольких складок, отдалённо напоминающих жирные растрескавшиеся губы, торчала белёсая берцовая кость с грязным солдатским ботинком на конце. Хлюпик неторопливо обсасывал остатки прилипшей органики. Два белёсых волдыря, напоминающих вздувшиеся прыщи, только размером с теннисный мяч, служили существу глазами и, наверное, следили за мужчиной.

Антон чувствовал мелкую дрожь, пробирающую тело после испуга. Ствол дробовика смотрел на медленно раскачивавшуюся подошву ботинка. В голову тут же ворвались воспоминания утреннего кошмара, и он невольно подумал о том, осталось ли хоть что-то человеческое в этой амёбе? Понимала ли она сейчас, что смотрит на человека? Представителя того же биологического вида, которым когда-то сама являлась? И насколько специфическое у судьбы чувство юмора. Будучи при жизни лишённым даже права высказывать своё мнение, сейчас Хлюпик покорно поедал истлевшие останки, даже не смея претендовать на что-то достойное.