Весной 1947 года начали возвращать на Родину немецких военнопленных. Они ехали в товарных вагонах, украшенных березовыми ветками, махали нам своими фуражками, улыбались от радости, что уцелели и скоро вернутся домой к родным. Поезда шли на запад, унося живых свидетелей страшной войны, врагов, оставивших нам голод и разруху. Похоже, что пленных отправляли в Германию не потому, что они восстановили в полной мере то, что разрушили, а потому, что их нечем было кормить, дай Бог самим бы не умереть с голоду.

Июнь, как правило, самый голодный месяц, тем более в голодный год. Меня решили отвезти к маме в Винницкую область, потому что старикам стало самим до себя, а я требовала питания, ухода, родительского внимания. Дедушка, используя свой льготный билет железнодорожника, повез меня к маме, которая с семьей переехала из Ольчедаева в Муркуриловецкий район той же Винницкой области. Илью Семеновича перевели в Муркуриловецкий районный комитет КПСС заведующим организационным отделом, мама работала там же. Еще в Ольчедаеве в октябре 1946 года у мамы родилась дочь Лиля. Теперь они с тремя детьми – Светой, Юрой и Лилей – стали жить в районном центре Винницкой области в Муркуриловцах. Поезд из Киева привез нас на ту же железнодорожную станцию Катюжаны, где я уже однажды была. От Катюжан в Муркуриловцы можно было уехать только на грузовой машине, на которую мы опоздали. Поэтому мы с дедушкой заночевали в какой-то семье неподалеку от станции. На другой день в кузове грузовой бортовой машины отправились по своему адресу. Ехали долго, кругом засеянные поля, сады, деревни. На полях ветряные мельницы. Наконец свернули в населенный пункт. Дома бедные, с соломенными крышами. Мой детский взгляд остановился на крайнем домике слева. Я подумала, что, наверно, это тот самый дом, где живет моя мама. Машина поехала дальше, к площади, где конечная остановка. Подъезжая к площади, мы с дедушкой увидели маму. Она быстро шла по краю дороги на работу. Мама была очень худенькая, но опрятно одетая и причесанная. Она отличалась особым обаянием, всегда была современная, модная и красивая. В то время ей было 37 лет. Дедушке стало жалко дочь. Он, несмотря на свой преклонный возраст, быстро спрыгнул с машины, я за ним, и мы бросились к маме. Она заплакала, прослезился и дедушка, который сказал маме, что, видно, ей нелегко живется, потому она такая изнуренная. Мама повела нас домой, и я поняла, что мое предчувствие в отношении дома меня не обмануло. Этот самый бедный домишко на окраине действительно был мамин. Дом состоял из одной комнаты и сеней. Две военные койки, детская люлька, стол и табуретки. В сенях топчан, на котором тоже спали. Кроме того, в углу сеней жила коза, детям нужно было молоко. Условия гораздо хуже, нежели в Ольчедаеве. Правда, приусадебный участок земли был достаточно большой, и все, что надо, можно выращивать на нем. Мама и Илья Семенович целый день были на работе. Все дела по дому и с детьми лежали на тринадцатилетней Светлане. Юрику было два с половиной года, а Лиле девять месяцев. Дети больные и истощенные. У Юры колит, у него выпадала прямая кишка сантиметров на пять. Она была красная, налитая кровью, и зеленые мухи, облепив ее, сосали кровь. Это было больно, и ребенок страдал постоянно, но никогда не плакал, так как привык. Юра ходил без штанов, босиком. Света вправляла кишочку Юре его же рубашонкой, но это было ненадолго. Юрочка был очень красивым мальчиком. Светлые волосенки завивались кольцами, глаза голубые. У грудной Лили – кости и кожа. Она лежала на спине, никогда не плакала и не заявляла о себе.